Саша даже побежал было за уплывающими подножками, но, чувствуя, что Митя не трогается с места, и сам остановился.
Он встал, посмотрел, как, покачиваясь, удаляется красный кружок на последнем вагоне, судорожно вздохнул, насупился и обернулся к Мите.
А Митя, его надежный компаньон Митя, даже и краешком глаза не посмотрел вслед поезду. Да мало того что не посмотрел, он даже и не шелохнулся. Для Мити поезда словно и не бывало.
Лицо у Мити было такое, будто он увидел в собственных руках луну или еще что-то не менее удивительное.
— Ты чему радуешься? — подскочил к нему Саша. — Ты чему, разиня, радуешься? Тому, что поезд упустили, да?
Но Митя и этих слов будто не понял. Он очумело взглянул на товарища, лотом торжественно, обеими руками вознес пакет еще выше и повернул его так, что Саша сам, хотел-не хотел, а уставился на пакет.
На грубой парусине, в которую пакет был зашит, четко виднелась фиолетовая чернильная надпись:
А чуть пониже обратный адрес: п/п 1928 Н. И. Бабушкин.
И тут Саша сам позабыл про поезд. Он забыл даже про тетю Клавдю, которая в это время пересчитывала разбросанные ящики, составляла их горкой.
Саша выхватил из Митиных рук пакет, еще раз перечитал оба адреса; перечитал, сказал:
— Ну, Митя… Ну, Митя… — а дальше сказать ничего не мог.
А тетя Клавдя: «Раз, два, три, четыре, пять!» — досчиталась до этого пакета, ткнула в него пальцем: «Шесть!» — и вдруг тоже удивилась:
— Вы зачем его схватили? Зачем? Положите. Он ведь не ваш.
— Наш! — с ликованием в голосе крикнул Саша. — Наш! Вот его — Дмитрия Кукина.
Тетя Клавдя изумленно подняла брови:
— Ну-тка, ну-ка… Ой, и верно! Кукину. Дмитрию. От кого это тебе? От какого-то Бабушкина с полевой почты. От какого Бабушкина?
— От лейтенанта. От Н. И… — осевшим голосом просипел Митя и потянулся к пакету.
— Это как понимать — «Н. И.»? Имя-отчество говори полностью, — сказала тетя Клавдя и отнесла руку с пакетом в сторону.
Митя перепугался, что пакет она не отдаст, и растерянно прошептал:
— Так я же не знаю…
— Ах, не знаешь! Может, ты и своего имени не знаешь? Может, ты совсем и не Дмитрий? Может, у вас в интернате какой другой Дмитрий Кукин есть? А ну, показывай паспорт!
Тетя Клавдя вроде бы шутила, и вроде бы и не шутила. Испуганный Митя разобрать этого не мог. На глазах у него навернулись слезы, да тут вмешался Саша. Он закричал:
— Да вы что? Почему же он не Дмитрий, когда он — Митя! А от Бабушкина у него письмо есть — в кармане. Митя, покажи письмо!
Митя стал расстегивать пальто, чтобы добраться до курточки, а тетя Клавдя увидела, как пальцы у него дрожат, не могут нашарить петельки, испугалась и сказала:
— Не надо, не надо. Я ведь смеюсь. Бери свой пакет, только распишись вот здесь.
Она вынула из кармана полушубка химический карандашный огрызок, стопку бумажек, и на одной бумажке Митя вывел свою фамилию: «Кукин». А потом подумал и добавил для верности: «Дмитрий». Он хотел еще написать: «Семенович», да тетя Клавдя отняла бумажку, засмеялась:
— Хватит, хватит. И так все теперь законно. Бери пакет.
— Его можно уже и раскрыть? — спросил Митя.
— Можно, да потерпи чуть-чуть. Сперва помогите мне почту до саночек донести. Они у вокзала стоят.
Митя сунул свой пакет за борт пальто, с готовностью схватил сразу пару посылок, Саша тоже взял пару посылок, а тетя Клавдя — посылку, тюк и мешок.
Они пошли по платформе и там, в самом конце, увидели двух железнодорожников в черных узких шинелях и в черных зимних шапках. Железнодорожники громко разговаривали, смеялись. Один из них свертывал папироску, и был он очень высокий, худой, с лохматыми седыми бровями над горбатым носом, а второй был маленький, молоденький, с розовым лицом.
«Наверное, тот большой — наш дежурный, а тот маленький — Валя», — подумал Митя. Подумал, сразу вспомнил про свое беглое положение, и сердце у него тоскливо заныло. «Неужто Саша опять будет ждать поезда? Неужто опять побежим?»
Он опасливо покосился на Сашу, но тот спокойнехонько нес посылки, на Митю не глядел, сигналов никаких не подавал. Тогда Митя нежно, подбородком, погладил торчащий из-под борта пальто уголок пакета. Ему не терпелось узнать: что там? Ему так не терпелось, что он первым добежал до саночек и, поскорее освобождая руки, бросил ящики на саночки.