Саша тоже разгрузился, и прямо тут, на посылках, на саночках, мальчики принялись тормошить пакет.
— Господи! — сказала тетя Клавдя. — Вот нетерпёны… Без ножниц, прямо зубами шпагат рвут! Пошли бы ко мне на почту, там бы и распечатали. Не рвите, не рвите, давайте помогу.
Ей ведь и самой страсть как хотелось увидеть, что там такое прислал Мите Кукину лейтенант Бабушкин.
А мальчики уже раздернули толстые швы, и внутри под упаковкой оказались еще два отдельных, замотанных в бумагу пакетика.
— Давай, разматывай! — сказал Саша, и Митя принялся разматывать первый сверток.
Он разматывал его очень бережно. Он разматывал его очень тихо. Он разматывал его так медленно, что Саша крикнул:
— Да скорее же!
И Митя развернул и сразу сказал: «Ох!»
И, сверкнув золотом якорей и прошуршав черным шелком ленточек, возникла великолепная матросская бескозырка. Митя опять вздохнул:
— Ох!
Тетя Клавдя произнесла:
— Ну и ну!
А Саша сказал:
— Вот так да! Ну-ка, надень-ка!
Митя снял ушанку, надел бескозырку.
— Идет! В самый раз… — похвалил Саша.
А тетя Клавдя добавила:
— Вылитый гвардеец!
Митя протянул бескозырку Саше:
— На, Сашок, и ты примерь.
Но Саша мужественно отказался. Саша сказал:
— Не надо. Посылка твоя, значит, и бескозырка твоя. Давай дальше смотреть.
А дальше обнаружились не менее прекрасные вещи. Синий с красным шестигранный командирский карандаш «Тактика» с двумя наконечниками из новеньких, с медным блеском автоматных гильз; огромная, шириной с ладонь, плитка шоколада под названием «Золотой якорь» и — письмо!
Совсем небольшое письмо, но зато все целиком — для Мити.
Сказано в письме было вот что:
«Дорогой братишка Митя! Шлю тебе свой краснофлотский привет и сердечный поклон от всего нашего экипажа. Про тебя, браток Митя, мы узнали из Сашиного письма. Письмо читали все моряки, и вот приносят тебе краснофлотскую благодарность за то, что ты там, в героическом тылу, в интернате, с честью несешь свою трудовую вахту. Это нам, фронтовикам, большая подмога.
А от себя, Митя, лично я шлю посылку. Она, браток, маленькая, да сам понимаешь, с фронта посылки посылать трудно. Надеюсь, после победы встретимся, тогда подарков будет больше. А пока напиши мне поскорее ответ и обрисуй в нем подробно все свои дела.
Наши боевые дела идут отлично. Бьем фашиста-захватчика, скоро ему придет полный конец.
Привет Саше Елизарову, вашим старшим товарищам — Филатычу и Павле Юрьевне, и вообще всему интернатскому экипажу.
Крепко жму твою трудовую руку. Лейтенант Бабушкин. А попросту — Николай Иванович».
Письмо прочитали все сразу. Митя держал его открыто, читал молча. Саша тоже читал молча, только тетя Клавдя произносила каждую фразу вслух. А потом от себя добавила:
— Вот это человек так человек! Сразу видно, душевный. Очень даже душевный.
А Митя прочитал письмо до конца, до последней точки, и так разволновался, так разволновался, что и словечка сказать не мог. Когда же услышал, как тетя Клавдя хвалит лейтенанта Бабушкина, так сразу выхватил из растерзанного пакета шоколад, всю плитку, и стал совать ей в руки:
— Это вам! От него!
— Что ты, что ты, — заотмахивалась тетя Клавдя. — Что ты! Таким гостинцем не меня надо угощать. Этот гостинец ты у себя там на всех ребятишек разделишь. То-то им будет радости! Нет, не возьму и не возьму.
Тогда Митя схватил двухцветный карандаш и протянул Саше.
— Тогда ты, Саша, себе вот это возьми!
Саша карандаш взял, осмотрел, даже понюхал, потому что новенькие карандаши пахнут нисколько не хуже самого лучшего шоколада, но тоже сказал:
— Нет!
И он сказал не только «нет». Он подумал, подумал и тихонько добавил:
— Мне, Митя, ничего не надо. Я от лейтенанта Бабушкина привет получил, и на том спасибо. Мог бы и не получить… А карандаш подари лучше Егорушке. Вместо дудочки. Ведь у него сегодня день рождения.
Митя, когда услышал такое, даже собственным ушам не поверил. Он заглянул Саше прямо в глаза и медленно переспросил:
— Как так, Егорушке? Ты, значит, согласен?.. А ты сам? Ты сам тоже идешь со мной?
— Иду, Митя, — сказал Саша. — Конечно, иду… После такого письма куда ж нам идти?
— Только домой. Ответ лейтенанту Бабушкину писать! — просиял Митя.
— Конечно, ответ лейтенанту писать, — тоже легко вздохнул Саша и махнул рукой:
— Собирай багаж. Побежали! К дому побежали.
Мальчики сами не заметили, как впервые за все два года жизни в этом краю назвали свой интернат не «интернатом», не «школой», а домом. А тетя Клавдя смотрела на них и ничего не понимала.