МЕДАЛЬ «ЗА ОБОРОНУ ОДЕССЫ»
6 августа 1941 года Одесса была объявлена на осадном положении. Восемнадцать вражеских дивизий подошли к ней, чтобы овладеть одним из крупнейших наших портов на Черном море.
Защитники города отразили первый натиск врага. Почти все коммунисты и комсомольцы Одессы добровольно ушли в армию и народное ополчение; десятки тысяч женщин строили вокруг города оборонительные сооружения и баррикады на его улицах.
Атаки врага становились все яростнее. В осажденном городе, который жил только за счет того, что подвозилось морем, не хватало боеприпасов, продуктов, питьевой воды. Однако защитники Одессы 22 сентября разгромили две вражеские дивизии, захватили много пленных и боевой техники.
Во время обороны Одессы среди многих сотен других бойцов отличился наш земляк Федор Носков. Смертельно раненный, он все же дополз до товарищей, державших оборону, и передал им приказ командования. За этот подвиг его имя навечно внесено в список одной из частей Черноморского флота.
Лишь через много дней, 16 ноября, когда удерживать город в таких условиях стало нецелесообразно, повинуясь приказу командования, советские воины ночью покинули город. В приказе было сказано: «Храбро и честно выполнившим свою задачу бойцам и командирам Одесского оборонительного района в кратчайший срок эвакуироваться из Одесского района на Крымский полуостров».
Покидая Одессу, воины клялись вернуться и отомстить врагу. И они вернулись, вернулись с победой.
М. Смородинов
ЛИНИЯ ФРОНТА
Очерк
Рис. Н. Горбунова.
— Расскажите, как вы в войну пушки собирали?..
Этот вопрос мы, молодые сборщики, не раз задавали нашим старшим товарищам, кадровым рабочим. Они — Борис Журавлев, Сергей Патрушев, Сайдел Ширгазин, Аркадий Кунгурцев и многие другие — четырнадцатилетними в трудное для страны время пришли на завод.
Из их рассказов мы узнавали, как непросто мальчишкам военного времени давалась взрослая, напряженная работа, как мужали они, понимая, что линия фронта проходит «через каждое сердце и цех».
И мне захотелось рассказать о таких вот ребятах, которые в годы войны работали наравне со взрослыми. Рассказать о трудовом подвиге. Десятки тысяч пушек — зенитных и танковых, гаубиц, противотанковых орудий, — собранные руками мотовилихинских пушкарей, громили фашистов на всех фронтах…
…В слесарке царил привычный гул. Скрежетали напильники, выбивали чечетку молотки, занудливо подвывая, сыпал искрами наждачный круг. Пол мастерской ощутимо вибрировал — работали старенький, латаный-перелатанный строгальный станок «Шепинг» и три токарных, под стать ветерану.
Женька старательно драл напильником зажатый в тисах металлический брусок. В нем можно было угадать очертания будущей половинки пассатижей, или, попросту, плоскогубцев. Изредка Женька отрывал взгляд от заготовки и сквозь ромбики металлической сетки, отделявшей верстак напротив, глядел, как работает Борис. Сноровисто орудуя молотком и зубилом, Борис вырубал из железного листа крышку, похожую на букву «т». Старался он вовсю: сделанные им крышки будут стоять на контрольных площадках гаубиц. Встретив взгляд приятеля, Борис подмигнул и поднял три пальца. Женька понял: на три крышки сделано больше задания, — и сам приналег на работу…
Когда он принес мастеру поблескивающие пассатижи, Павел Александрович повертел их, придирчиво развел и свел ручки, проверил на просвет острую «кусающую» кромку. Одобрительно хмыкнув, он велел Женьке идти в учебный класс.
— А я полторы нормы шарахнул! — подвигаясь и давая Женьке место за столом, сказал Аркаша.
— Напильником «от и до»?
— Что я, психованный? По разметке заготовку на наждаке ободрал, остатки напильником подправил. Жрать охота, скорей бы обед!
— Это точно.
— Вчера мать кашу сварила, так девки чуть не всю слопали. Мамка мне остатки накладывает, а Люська с Наткой вокруг вертятся. Вроде ведь ели, да снова хотят. Мамка их отгоняет, говорит, что если единственного кормильца не кормить, так все с голоду окочуримся. А девкам хоть бы хны, лезут. Ну, я им показал…
Женька встал и отошел к окну, стекла которого были заклеены накрест полосками серой оберточной бумаги. Глядел на высокие синеватые сугробы, думал. Худо живется Аркашке. А разве остальным легче? Почти все пацаны в группе кормильцами в семьях остались. Только не смог бы он смотреть на голодных малышей, не вытерпел бы, поделился…