Создать бригаду предложил Борис. Когда Женька и Аркаша впервые пришли в сборочный цех, Борис, как «старожил», провел товарищей по цеху: «Вот участок сборки; вот компрессорная; здесь салазочная; а это ствольный участок…» Словом, все показал, даже укромные местечки за складом брезентовых чехлов, где можно было прикорнуть на минуту в ночную смену, если уж совсем будет невыносимо. А потом сказал:
— Я давно Сережку сватал, организуем, мол, бригаду. Обязательство возьмем — нормы перевыполнять, как кадровые рабочие. А он уперся: «На фига сдалась твоя бригада? Я и один могу не хуже пупок надрывать».
— А зачем, на самом деле, бригада? — спросил тогда Аркаша.
— Темный ты! — сердито сказал Борис. — Будем работать рядом, помогать друг другу. У тебя, например, все узлы для сборки поступили, и ты свою операцию начинаешь выполнять. А я, скажем, какой-то детали под рукой не имею и простаиваю, пока ее не подадут. И вот, пока я свободен, могу помочь тебе, а ты, когда освободишься, ко мне придешь. Понял? Да и вообще всей бригадой друг другу помогать, даже дома. И работать будем на одну карточку…
Вспоминая все это, Женька не выпускал из рук тяжелый гаечный ключ. Пять гаек слева, пять гаек справа, две — на рессорный лист. Руки дрожали от напряжения, глаза слипались: вчера после работы допоздна таскал с колонки воду. Говорят, такого засушливого лета, чтобы картошку поливали, давненько не случалось.
— Женька, я тебе уши надеру! — услышал он голос контролера Кати. — Что же это ты портачишь? — Она ткнула пальцем в гайку крепления гаубичного колеса. — Слабина, хоть рукой крути.
— Сейчас подтяну, — с непонятным безразличием ответил Женька.
— Ты, случаем, не прихворнул? — внимательно глянув на парнишку, опросила Катя. — Надо шесть машин, весь сегодняшний задел, перепроверять.
— Здоров как бык. Перепроверю!
Взяв ключ, Женька пошел на участок окончательной сдачи. На двух из шести гаубиц в креплении колес действительно была слабина. Но, как ни старался Женька, гайки не поддавались. Махнув рукой на все правила безопасной работы, Женька нарастил ключ полуметровой трубкой, и железо, наконец, сдалось. Пять гаек слева. Пять гаек справа… А руки потные, ключ то и дело срывается.
— Давай помогу! — подошел Борис.
— Не надо, сам.
— Давай! Мы же одна бригада.
Бам-м-м! — тяжелый раскат орудийного грома прорвался сквозь сонное наваждение.
«Держись, Женька! — приказывали пушки Мотовилихи. — Держись, пересиль слабость. Линия фронта проходит и через твое сердце, через цех, через город. Колеса гаубиц помнят тепло твоих рук! Пять гаек справа, пять гаек слева…»
МЕДАЛЬ «ЗА ОБОРОНУ СЕВАСТОПОЛЯ»
В годы Великой Отечественной войны Севастополь был главной базой Черноморского флота. Флот обрушивал на врага залпы корабельных пушек, давал фронту батальоны, полки и даже бригады морской пехоты, которую гитлеровцы прозвали «черной смертью».
Чтобы ослабить Черноморский флот, фашисты, как только ворвались в Крым, устремились к Севастополю. 250 суток — с 30 октября 1941 года по июнь 1942 года — продолжалась его героическая оборона.
До войны в городе было 6 400 жилых домов. Вражеские бомбежки и артиллерийские обстрелы уничтожили их полностью. Но каждая площадь, каждая улица, даже развалины сражались с врагом.
Батарея № 54 до последнего снаряда стояла на своем рубеже и в неравном бою уничтожила 16 фашистских танков и несколько автомашин с пехотой. Бессмертен подвиг пяти героев-черноморцев: Ю. Паршина, В. Цибулько, И. Красносельского, Д. Одинцова и политрука Н. Фильченкова. Они в районе Дуванкоя с гранатами в руках встали на пути вражеских танков, и танки не прошли.
В героической обороне Севастополя участвовал пермяк В. И. Бачурин. Это уже позднее — в 1944 году — он совершит подвиг, за который ему будет присвоено звание Героя Советского Союза. А во время обороны Севастополя он был командиром отделения морской пехоты. Одним из последних В. И. Бачурин покинул Севастополь. Одним из первых он и вернулся в него. Вернулся с орденом Красной Звезды и с медалью на груди. С медалью «За оборону Севастополя».
Бронислава Бурштейн
РАССКАЗЫ
Рис. С. Можаевой.
ЖАЛОСТЬ
В деревне, куда нас эвакуировали, не говорили «люблю», говорили — «жалею». Это было для меня слово вовсе новое. Раньше я знала его как? Ушибла коленку — мама пожалеет. А тут совсем что-то другое.