Начало не очень приятного для Вовки Краснощекова, но и для него же очень наиважнейшего разговора
Наконец, они оказались на берегу Камы, спустились по лестнице к набережной, подошли к павильончику с полосатой полотняной крышей, около которого стояли под большими зонтами столики и стулики.
Странный старичок (вот тут-то Вовка опять усомнился, что он — лысенький, невысокенький — может быть генерал-лейтенантом, пусть и в отставке!) купил шесть вафельных стаканчиков, четыре эскимо и два брикета.
Сели они за столик, и странный старичок предложил веселым голосом:
— Начали!
Уж как Вовка любил и умел есть мороженое, но до Петра Петровича ему было, скажем прямо, далековато. Тот ел так быстро и так ловко, что опередил Вовку намного.
Вовка еле-еле успел расправиться с одним эскимо, одним стаканчиком и одним брикетом, а у Петра Петровича уже двух стаканчиков, двух эскимо и одного брикета — как не бывало. Он тут же остановился, закурил сигарету и сказал:
— Ты ешь, ешь, Владимир.
Вовка и ел себе на здоровье, а странный старичок говорил:
— Потом ты расскажешь мне, как ты докатился до такого позора, что стал ездить зайцем и не уступал места старшим, да еще женщине, да еще с ребенком на руках. И вообще, расскажешь о своей жизни. Доложишь мне, как ты живешь, чем ты дышишь.
— Дышу я воздухом. — Вовка, совсем уже осмелев, усмехнулся. — Живу нормально. А вот вы — настоящий вы генерал или нет?
— Самый обыкновенный генерал, — вздохнув, подтвердил старичок, быстро расправившись с остатками мороженого. — Генерал, генерал, — с грустью повторил он, — только в отставке. Отслужил. — Он еще два раза вздохнул. — А что, по-твоему, значит жить нормально?
Вовка пожал плечами, подумал и ответил:
— Ну… нормально… как все живут.
— Все живут по-разному. Учишься как?
— Тоже нормально. Пятерочки бывают, четверочки.
— А троечки? Двоечки? Единички?
— Двоечки-то очень редко. Очень-очень. Вот троечки… встречаются. А почему вас это интересует?
— Если ты окажешься хорошим человеком, я буду с тобой дружить… Чего ты глаза вытаращил?
— Так ведь… Как это — дружить?.. Вы же генерал, а я… я-то ведь всего-навсего…
— А вдруг ты — будущий генерал?
— Ну… — Вовка до того растерялся, что сунул в рот бумажку от брикета, пожевал и выплюнул в урну. — Дедушка, а вы меня не разыгрываете?
— Не зови меня дедушкой, — строго напомнил странный старичок. — Зови меня Петр Петрович. И с какой это стати я буду тебя разыгрывать? Нет, Владимир, намерения мои самые серьезные. Итак, ты докатился до немыслимого позора — позволил себе ездить зайцем.
— Позора? — недоуменно и обиженно переспросил Вовка.
— Самого настоящего позора.
— Так ведь не я один. Дяденьки даже и тетеньки некоторые… тоже. Я видел, Петр Петрович, своими собственными глазами видел!
— Я не про некоторых дяденек и тетенек спрашиваю, а про тебя, Владимир. Как ты докатился до такого несусветного позора? И учти: я разговариваю с тобой абсолютно серьезно. От этого нашего разговора зависит многое, очень многое. Ты даже представить не можешь, какое великое дело мы с тобой способны организовать, если подружимся. Итак, сознаёшь ли ты всю глубину своего падения, понимаешь ли ты, что ездить зайцем — недостойно настоящего человека?
— Да… в общем… — Вовка прятал глаза от пронзительного, строгого, даже сурового взгляда генерал-лейтенанта в отставке Самойлова. — Да я и не знал… понятия не имел, что это позор… что это падение… Кататься я очень люблю! — признался он. — И мороженое очень люблю!
— Это не ответ. Жаль, если ты окажешься плохим, несознательным человеком. Жаль, очень жаль.
— Да нормальный я человек, — оказал Вовка, тщетно пытаясь догадаться, к чему весь этот разговор и надо ли его продолжать. Вовку уже беспокоила собственная неуверенность: ему вдруг опять подумалось, а что если странный старичок все-таки не генерал? Тогда зачем ему тратить время на разговор и деньга на мороженое? А если он даже и генерал, то зачем все-таки ему понадобился Вовка? — Нормальный я человек, — повторил он. — Зайцем больше кататься не буду… А вот почему вы без орденов и медалей? Почему вы хотя бы орденские планочки не прикрепили на пиджак?