— То есть я буквально выпираю тебя из собственного жилья, — хмыкнула я. — Всё в порядке. Поработаю и поеду домой. К маме.
Дима покачал головой, издав недовольный смешок.
— Так ты хочешь, чтобы я помог?
— Да, но не ценой личных удобств, — возразила я.
— Я уезжаю к другу на мальчишник. Какие неудобства! Вернусь не раньше воскресенья. Машина будет ждать тебя через десять минут.
Без лишних слов он выудил из кармана ключи, положил на стол и прошествовал к своему кабинету.
Я смотрела на ключи, потом на закрытую дверь, борясь с противоречивыми ощущениями. С одной стороны, предложение босса было заманчивым. Спокойно провести два дня, не опасаюсь нежданного гостя. С другой... Я понимала всю абсурдность ситуации. Прежде всего потому, что на меня снова нахлынули дурацкие надежды. Дурацкие мысли. Испытывает ли он ко мне интерес? Да, возможно, после развода он так отвлекается от работы. Возможно, я нравлюсь ему больше остальных. Но насколько больше? Прямо перед моим уходом год назад он из собственного кармана оплатил операцию нашему нефтехимику. Тоже ценный сотрудник, и намного ценнее, чем я.
Раздраконивать душу было уже невмоготу. Влюблённость. Бабочки в животе... Полунамёки... Всё это уже было. А моим больным нервам нужен был покой. Поэтому, ещё раз взглянув на ключи, я дождалась звонка водителя и отменила заказ, а потом вышла из офиса и поехала к маме.
Я чувствовала, как вокруг меня стремительно образовывается вакуум, и с некоторым удивлением поняла, что меня не волнуют выкрутасы бывшего. Нет сил беспокоиться о себе, и вообще мне наплевать, как всё закончится. Скрываться, ждать. Как вообще людям удается жить годами и не терять рассудок, зная, что над ними навис Дамоклов меч? Мне хватило и пары недель, чтобы ощутить полное выгорание.
Я так привыкла вытягивать из себя хорошее настроение, из последних сил стараться быть жизнерадостной, что сейчас мне было тошно даже при одной мысли "взять себя в руки". Мои руки - единственное, что держало меня последние шесть лет. И теперь эти руки устали. Им нужен был отдых. Как и мне.
К дверям квартиры я добралась в такой степени пофигизма, что, увидев помятый лист, приколотый к двери булавкой, с одним ёмким словом на "б", не испытала ничего, кроме очередного приступа усталости. А потом я зашла внутрь, закрыла дверь на все замки, залегла под одеяло и забылась глубоким кататоническим сном.
Проснулась я лишь однажды, когда с работы вернулась мама, но тут же перевернулась на другой бок и снова уснула, заверив её, что просто мертвецки устала. Так, то просыпаясь, то снова проваливаясь в вязкую дрёму, я провела остаток выходных и лишь в воскресенье вечером решилась заглянуть в телефон.
Два сообщения от Димы.
— Тань, ты куда уехала?
И через два часа:
— Отдыхай. В понедельник не приезжай. У тебя оплачиваемый отпуск на неделю.
Я отбросила телефон. Не приезжать. Очень смешно. Отпуск. У нас конференция на носу. Ещё не хватало, чтобы коллеги начали воспринимать меня как содержанку шефа.
На телефоне высветился незнакомый номер, и всё моё тело автоматически напряглось. Но, поразмыслив, я вспомнила, что не блокировала номер Стаса, поэтому, скорее всего, это был не он.
— Слушаю.
— Татьяна Андреевна?
— Это я.
— Добрый вечер! Меня зовут Николай Васильев, я нотариус. Прошу прощения за звонок в выходной, но дело довольно срочное. Наше бюро занимается наследственной массой вашего покойного отца, и буквально сегодня выяснились некоторые дополнительные обстоятельства. Нужно, чтобы вы приехали и приняли наследство.
— Мне ничего не нужно, — отчеканила я.
— Татьяна Андреевна, вам в любом случае рекомендуется хотя бы официально отказаться. Вы - единственная наследница, поэтому хотя бы из уважения к усопшему...
— Когда нужно приехать?
— Желательно завтра.
Положив трубку, я долго смотрела в стенку, переваривая услышанное. Отец познакомился с мамой в больнице, куда его привезли в бессознательном состоянии после неудачного эксперимента. У него в руках взорвалась колба, ошпарив ему не только руки, но и часть лица. Пролежав в ожоговом отделении два месяца, он вышел из больницы и пропал на полгода, после чего заявился к маме на работу с огромным букетом ромашек. Дело было в середине января. Мама, которая за два месяца успела капитально втрескаться в высокого интеллигентного профессора (даже ожог, оставшийся на лице отца, она находила "очень интересным"), слишком быстро оттаяла, а через год родила меня и поставила в моем свидетельстве о рождении прочерк в графе "Отец". Ещё через два года папа решил, что ему, наконец, необходимо завести домашний очаг, и очень некстати вспомнил о нас с мамой. А ещё через семь лет, аккурат под новый год, папа снова передумал и усвистел в закат, а точнее - в новую лабораторию в Новосибирске. До окончания школы о нём не было ни слуху, ни духу, но сразу после моего поступления в универ в отцовской памяти снова наступило кратковременное просветление: он невзначай вспомнил, что его дочь неплохо владеет двумя иностранными языками, и предложил мне работу. Таким образом, следующие пять лет я провела, обложенная нефтегазовыми переводами, за которые получала копейки и "бесценный опыт". Окончательный разрыв с родителем произошел прямо накануне моего выпуска из университета, когда я отказалась лететь с ним к чёрту на рога из-за итоговых экзаменов.