Вечером они остановились у цепи озер, густо заросших камышами. Дичь еще не успела зажариться, когда в камышах раздались пронзительный визг, треск и чье-то протяжное громкое рычание.
– Ага, – сказал Тигр, – это мой полосатый тезка. Я давно уже хотел покрыть моего коня его шкурой. Завтра мы ее получим.
– Разве можно охотиться на своих братьев? – шепотом спросил Пардус у Странника. – Ведь душа человека переселяется в зверя, чье имя он носит. Да и раньше он был этим зверем.
– Они не верят в это, – шепотом же ответил Странник. – Они верят только в Солнце. Это белый конь, который пасется на голубом лугу. Такой белый, что его сияние согревает землю. Вот почему Тигр ездит на белом коне. Их мало – белых коней. Только вожди могут ездить на них. Можно и на рыжих, – добавил он, подумав, – если нет белого. Но лучше белый. Перед походом они кладут на землю копье и проводят над ним белого коня. Если конь не зацепит копытом копья, поход будет удачным. А зацепит – лучше не ходить. Чтобы вырос крепкий воин, новорожденного купают в деревянном корыте, из которого пил белый конь. Ну и правильно, – улыбнулся Странник. – Конь ведь не станет пить грязную воду. На коней можно выменять все, да и самих коней, конечно. Очень они любят коней.
– Тигр задрал кабана, вон там, – указал вождь утром на перешеек между двумя озерами, заросший кустами. – Вы двое станете у камышей, – приказал он двум своим воинам, – а вы, – кивнул он Страннику и третьему воину, – со стороны степи. Ну а мы, – обернулся он к Пардусу, – поедем в гости к полосатому.
Они закинули луки за спину и углубились в кустарник. Пардус заткнул за пояс еще три коротких дротика, которые предпочитал любому оружию, а Тигр держал под мышкой тяжелую дубину, в которую было вставлено бронзовое лезвие, намного короче, чем лезвие ножа, но намного шире его. В левой руке он нес большой овальный щит, сплетенный из лозы, обтянутый кожей. Кусты были им по грудь, но зато переплелись так густо, что под ногами ничего нельзя было рассмотреть. И все же Тигр уверенно шел вперед, как будто бы видел добычу. Время от времени он останавливался и с шумом втягивал в себя воздух, широко раздувая ноздри. Они находились неподалеку от озера, когда Тигр, положив дубину и щит, натянул лук.
– Так, – сказал он, – в тех кустах. – И выстрелил. Раз, другой, третий…
Взревел, казалось, сам кустарник. Длинное полосатое тело мелькнуло в воздухе, и Пардус увидел, что вождь уже лежит на земле, прикрывшись щитом, а здоровенный рыжий кот сидит на нем, подняв правую лапу, примеряясь, куда ударить. От его яростного рева у Пардуса задрожали ноги, неудержимо захотелось бежать, но он пересилил себя и, бросившись вперед, метнул дротик. Зверь мгновенно развернулся и взвился в воздух. Пардус понял, что вытащить второй дротик уже не успеет, набрал побольше воздуха в легкие и нырнул в озеро. Уже находясь под водою, он услышал плеск точно на том месте, где он ушел в воду. Вынырнув далеко от берега, Пардус увидел тигра, который, стоя по грудь в воде, гневно рычал в его сторону. Из правого его плеча торчал дротик Пардуса, и когда зверь начал карабкаться на берег, он уже прихрамывал. Но сразу же рванулся с прежней быстротой, увидев вождя, спокойно шедшего ему навстречу.
Вождь уже бросил лук. Прикрываясь щитом, он поднял над головою дубинку с блестящим лезвием и ждал. Но ударить не успел, сшибленный зверем, грохнувшим в щит. Было очень трудно вытаскивать дротик в воде. Ноги не доставали до дна и настоящего замаха не получилось. Но все-таки дротик впился в заднюю ногу зверя, и он снова, как ужаленный, развернулся и приостановился. Вождь успел вскочить и на этот раз ударил точно. Лезвие вошло глубоко в шею зверя, как раз у основания черепа, и тот свалился как подкошенный.
– Пардус помог Тигру, очень помог, – сказал вождь, когда Пардус выбрался из воды. Он говорил на смешанном языке, на котором обычно объяснялись чужие племена, помогая себе жестами, и Пардус понял почти все сказанное. – Вот возьми. – Тигр протянул Пардусу бронзовую головку тигра. – По этому знаку тебе поможет любой человек в степи. И еще. Пусть никто не узнает, как мы убили полосатого.
– Хорошо, – кивнул Пардус и спрятал подарок в сумку на поясе, в которой лежали кремни, трут и запасные наконечники.
– Эге-го-й! – закричал Тигр и камыши затрещали под копытами лошадей. Испуганно храпя, они все-таки разрешили привязать к себе тушу и поволокли ее в степь. Воины гнали их в обход колючего кустарника, чтобы не порвать шкуры. Здесь воины быстро сняли шкуру, разожгли костер и до вечера натирали ее золой и втирали в нее отвар из ивовых побегов.
– Ее еще долго нужно будет мять и натирать солью с золой, – объяснил один из воинов Страннику, – но этим уже займутся женщины.
– А почему женщин не было на пиру? – вспомнил Пардус.
– Такой у них обычай, – ответил Странник. – Они выменивают себе жен в чужих племенах. За коней, шкуры, оружие… Женщины у них едят отдельно и занимаются домашними делами, а мужчины охотятся и пасут скот. И дети принадлежат отцу.
– А кто такой отец? – удивился Пардус.
– Это тот человек, у которого родился ребенок.
– Разве мужчины рожают? – рассмеялся Пардус.
– Нет! Рожают их жены. Те женщины, которые принадлежат мужчине.
– А-а-а! Которую он выменял.
– И которая ведет его хозяйство.
«Главные в этом племени – мужчины, – подумал Пардус. – А наши матери говорят, что везде главные – женщины».
На следующее утро Странник с Пардусом расстались со степными людьми племени Тигра и поехали дальше, ведя в поводу лошадей, подаренных Тигром, навьюченных шкурами и мягкой выделанной кожей, которую на прощание Пардусу подарил Тигр.
– Теперь мы поедем к большим горам, – сказал Странник, – а племя Тигра будет кочевать к соляным людям, пока не придет пора собирать созревшую соль.
– Разве соль – это рожь? – удивился Пардус. – Разве она созревает?
– Сначала, – чтобы скоротать время, стал рассказывать Странник, – в летнюю жару, когда солнце выпивает воду, родится горькая соль. Соляные люди отгораживают часть соленой воды земляными заборами и ждут. Потом вода становится, как густой жир, и начинает родиться та соль, которая идет в пищу. А бывает это, когда буреет трава, когда листья чуть-чуть желтеют.
– Но тогда, значит, каждое племя может добывать себе соль, не надо ее выменивать, – сказал Пардус.
– Соляные люди, – пожал плечами Странник, – могут и убить. Живут они у чистой соленой воды. Ловят рыбу, собирают ракушки. Я видел. Около их жилищ здоровенные кучи остатков от ракушек, которые они съели. Когда родится соль, они ее и выменивают. Люди Тигра привозят им за соль мясо и шкуры лошадей.
– Но у Тигра много воинов. Он мог бы и сам брать соль.
– Соляные люди плавают на плотах и стреляют с плотов. Из-за загородок. А кони в воду не очень-то идут. И плавают медленно.
Все меньше попадалось холмов и ручьев, все ниже становились травы, чаще встречались проплешины, покрытые беловато-серым соляным налетом. И, наконец, перед восхищенным Пардусом раскинулась синева, кое-где испятнанная белыми гребешками. Дальше они поехали вдоль берега, над белыми берегами, на которых кричали тучи чаек. Изредка выезжали на длинные косы далеко в море, и Пардус с удовольствием плавал в соленой воде, в которой тело становилось невесомым. Волны, казалось, выталкивали его на поверхность, и можно было лежать, сложа руки, вглядываясь в небо, покрытое редкими облаками. Время от времени им попадались на берегу кучи битых ракушек, а над ними стояли глинобитные хижины под камышовыми крышами. Привязанные к кольям, вбитым в песок, колыхались на волнах длинные плоты, связанные из стволов деревьев, покрытые сверху камышом. Как-то они заночевали в такой хижине, на шкурах, разложенных прямо на глиняном полу. Хозяева хижины покормили их ухой и печенными тут же на костре ракушками. Выковыривая мясо из раскрывшихся на огне створок, Пардус расспрашивал хозяина, как ракушки ловят, а Странник переводил.