— Папочка! Фу! Мне не нужно было… — Она сжала голову. — Ух! Глупый мозг! Хватит думать о вагине Риветс!
— А что? Так и было. С лёгким запахом… — произнёс П-21, будто вспоминая вино старого урожая, букет которого его особо-то и не заботил.
— Папочка! Неееет! Нет ни какого запаха! Ни какого запаха! Ух, глупый мозг, хватит думать! — причитала Скотч Тейп.
Закрыв копытами уши, она громко забормотала:
— Тра-ла-ла, не думать о пахучей вагине Риветс…
Она сделала паузу и завопила:
— Это не помогает!
— Ха! Требуются годы практики для совершенствования искусства «не думать об этом», Скотч Тейп, — сказала я с довольной улыбкой. Затем, П-21 посмотрел на меня с прищуренными глазами. — Чего? — спросила я его, поднимая бровь. Его губы изогнулись в легкой улыбке, и я почувствовала, как нервная дрожь пробежала по моему загривку. — Что? — нервно повторила я, краснея.
— У твоей мамы был… яблочный вкус, — сказал он с такой уверенностью, что теперь я точно знала, что уже никогда не смогу есть Засахаренные Яблочные Бомбочки без мыслей о той части моей матери, о которой мне хотелось думать меньше всего.
— Ох… — Я закрыла глаза. — Я… не хотела знать этого. Ну вот зачем мне нужно это знать?
— Ты само зло, Папочка, — произнесла Скотч Тейп, надув губы.
На его лице проявилось выражение полнейшего удовлетворения, и он скрестил ноги на своей груди.
Тем временем, что бы очистить свой разум от аромата анатомических частей матери, я повернулась к Скотч и спросила:
— Как там поживают Виспер и Стигиус? — «Что угодно, лишь бы не думать о… да хватит думать об этом! Черт возьми… Мне нравился этот сухой завтрак!»
— Ну, ночные пони тоже сражаются, как и все остальные. Они эвакуируют множество пони в то стойло под Цитаделью, так что в замке ещё просторно. Тем не менее, я однозначно хочу себе крылья. Летать вот так… — вздрогнула она, и покачала головой. — В любом случае, они намерены вскоре отступить. Зебры уже подгоняют танк, и возведённые тысячелетие назад стены просто не рассчитаны, чтобы выдерживать такой вид кары, даже не смотря на зачарование и летунов. — Она посмотрела на шлем. — И всё же, она ведь его действительно любит, ведь так? Я хочу сказать, что она действительно любит его, хоть иногда и бывает той ещё сукой.
— И я того же мнения. Правда, действительно не могу объяснить, почему так. Возможно, дело в том, что это такой тип отношений: «хороший жеребец — плохая кобыла», — предположила я, однако сама в этом сомневалась. Виспер хотела быть любимой. Она хотела, чтобы в её жизни было что-то хорошее. Стабильность. Семья. Пусть она и является Жнецом[38], но она хотела лучшей жизни. Я могла это уважать. Я осторожно высвободила нас из полос клейкой ленты. — Но ведь с ними всё в порядке?
— Ага. И если бы их не превосходили числом, то я была бы считала, что с ними всё будет в порядке. Эти ночные пони способны летать, но быть пегасом… такая быстрая… — она вновь задрожала. — Точно. Мне однозначно нужно раздобыть крылья киберпони… возможно и не устанавливать их себе, но смонтировать на ранец или ещё куда. — Она потёрла подбородок, а затем протянула шлем отцу. — Папочка, ты хочешь его попробовать?
Он, подняв ногу, покачал головой.
— Спасибо, нет. Шпионить подобным образом за другими пони… нет. Спасибо. — А когда он передвинулся, я увидела на его крупе кое-что неуместное. Его шерсть, несущая на себе знак самца и точки, была теперь покрыта пятнами, и отслаивалась огромными хлопьями. Под ним я углядела что-то красное и серебряное.
— П-21… — выдохнула я. — Смотри…
Он, повернув голову, уставился на собственный круп, затем его глаза резко округлились, и он, наклонившись, принялся скрести копытом по бедру, и от него начали отлетать маленькие синие хлопья.
— Это, должно быть, из-за жидкого кислорода, — пробормотал он. — Но, как…
— Медики, должно быть, закрыли твою настоящую кьютимарку переводной. Нельзя было иметь жеребцов с иными талантами, нежели устройство для размножения, — произнесла я, поднимаясь, чтобы снова поскрести его бедро. Он остановил моё копыто, и я взглянула на него. Он с задумчивым, и слегка печальным выражением лица, пристально смотрел на проглядывающие из трещин крохотные кусочки красного и серебряного. — Что… неужели ты не хочешь её увидеть?
— Точно, Папочка, как ты можешь не хотеть этого знать? — спросила Скотч Тейп, а затем нахмурилась. — Я очень сомневаюсь, что это будет кьютимарка в виде унитаза или члена. То есть, она, наверное, такой не будет. Однако же, я понимаю, как ты будешь нервничать.
Он с трудом отвёл взгляд от своего крупа, и посмотрел на меня и Скотч, затем слегка улыбнулся и пожал плечами.
— Мне этого знать не нужно. Я тот, кто я есть. И не имеет значения, будет ли она чем-то хорошим или плохим. Это на меня ни как не повлияет. Так что, не волнуйтесь об этом, — сказал он нам.
— Но… — начали мы в унисон.
— Не волнуйтесь об этом, — повторил он спокойно, тихо, и уверенно. И мы со Скотч одновременно выдохнули.
— Ух… — пробормотала я, чуть сгорбившись, и забирала у Скотч Тейп шлем. — Полагаю, мне следует подсмотреть за другими пони. Посмотреть, как там всё идёт, — произнесла я, закрепив на голове прибор.
— А почему тебе не пошпионить за Когнитум? — спросила Скотч Тейп.
— А потому, что прямо сейчас она, скорее всего, занимается тем же, что и мы: сидит на крупе, дожидаясь окончания полёта. Я просто не могу часами торчать у неё в голове, ожидая момента, когда она скажет что-нибудь интересное. И, кроме того, мне любопытно, как протекают сражения за те бункеры. И как идут дела в Стойле Девяносто Девять. Капелле. И всё такое прочее… да ты и сама это знаешь!
Я ввела ПипБак-метку, и мир умчался прочь.
<=======ooO Ooo=======>
Насколько мне известно, побыв вначале госпиталем, затем зоной боевых действий, Медицинский Центр Флаттершай менял своё предназначение несколько раз. В последний раз он довольно долго был убежищем и госпиталем для раненых, после атак Отродий. Теперь же, Центр снова превратился в крепость, которая сдерживала напиравших с трёх направлений Отродий. Внутри, его освещали фиолетовые вспышки, с которыми телепортировались аликорны, без устали трудившиеся, доставляя в центр подкрепления и унося с собой раненых, переправляя их в Коллегию. Находящийся на периферии танк устроил пожар на верхних этажах, но огонь ещё не распространился ниже. Прочная башня сопротивлялась обрушению, и у защитников ещё было в запасе немного времени, прежде чем их одолеют.
Кэндлвик опустил свой бинокль и осаждённое здание превратилось в ярко горящую свечу, виднеющуюся издалека. Вершина холма, занятая Жнецами, располагалась в тылу противника. Внизу всех тех склонов, где мне приходилось видеть столь доблестно оборонявшихся Биг Макинтоша и Мародёров, вновь были заполнены полчищами вражеских полосатых фигур. Они раскопали вершину, где когда-то находился перевернувшийся ржавый танк, который был вновь возвращён в строй и, сейчас, два столба пара, пробивались сквозь землю, из дыры, где он однажды был похоронен. С одной стороны дыры, ряды солдат неслись в атаку на поверхность, откуда продолжали свой путь на поле брани, в три разные стороны. По другую сторону, притоки питали реку из измождённых войск Оставшихся, волочащих убитых Отродий.
— Несчастные ублюдки, — пробормотал Кэндлвик.
— Небось по себе судишь, а, Братиш? — фыркнул Тостер, обхватив ногой шею Кэндлвика, взяв последнего в удушающие объятия. — Ну, ты же и вправду ублюдок. На самом деле, мой отец был окольцован с Маманей. Мне кажется, она ему и вправду нравилась… впрочем до тех пор, пока я его не поджарил. Красиво же он горел тогда.
— Ты просто ебанутый, Тост, — произнёс Кэндлвик, силой освободив свою голову из захвата, бросив при этом сердитый взгляд на более старшего пони, увешанного бледно дымящимися кухонными приборами.
Тостер широко ухмыльнулся, своему младшему напарнику.
— Агась… охуительно горяч, не находишь?
Меж тем, Тостер пристально наблюдал за остальными членами группы. Большой Папочка и Брут, вели беседу со Шторм Фронтом, в то время как рядом с ними, потрёпанный единорог, облачённый в тяжёлую броню, увенчанную шипами, отпивал из своей фляги. А стоящие сбоку Даззл и зелёная аликорн слушали перехваченные радиопередачи. Покрытый шрамами жеребец, наклонил голову.