— Держись! — подбодрила себя Реинбоу. Все боеприпасы сгрудились сейчас у стены перед ней, а скорость падения корабля всё увеличивалась. Пегаска с огромным трудом удерживала управление. — Ещё несколько секунд!
Кастелянус скрылся во вращающейся верхушке торнадо и нырнул в самое его сердце. Уже невозможно было понять, то ли это ветер срывает с корабля винты, то ли они отрываются, не выдерживая их собственной тяги. Затем по Хищнику разнёсся оглушающий хруст, сопровождаемый скрежетом разрываемого металла. Передняя часть мостика взорвалась внутрь, и в самом центре обзорного экран повис сияющий талисман размером с копыто. Алмазный талисман, казалось, заключал в себе пылающий глаз, который выпучился вперёд, глядя на Реинбоу Деш и кучу боеприпасов у стены перед ней. Последний уцелевший экран показывал стремительно приближающуюся землю.
Министр Крутости улыбнулась визжащему талисману и прокричала:
— А вот это я называю — Радужный…
<=======ooO Ooo=======>
Омут в теле моей пустышки взорвался с радужной вспышкой. Она исчезла, и где-то на задворках моего разума шесть крошечных молчаливых пони собрались в тесный кружок: розовая пони и жёлтая пегаска тихо всхлипывали, сидя друг напротив друга, в то время как остальные три утешали ошеломлённую голубую крылатую пони. Затем вышеупомянутая пегаска завопила, как это было круто, и мой мозг сломался. Я спешно попыталась выбросить их всех у себя из головы. Реинбоу Деш покинула этот мир именно так, как она и хотела: помогая остальным и спасая Эквестрию. Уйти лучше она смогла бы, только спасая своих друзей.
Я улыбнулась в эту необъятную пустоту и пробормотала:
— Спасибо, Реинбоу Деш.
Упокоиться подобным образом было бы не так уж и плохо…
Мне нужно знать больше. Убила ли она Бурю? Я отыскала другой разум, который мог бы дать мне нужные ответы, и скользнула внутрь.
<=======ooO Ooo=======>
— Ой. Ой. Ой.
Каждый шаг кобылы, скачущей по знакомым коридорам Стойла Девяносто Девять, сопровождался этим «ой», когда вспышки боли пробегали по её перебинтованному телу.
— Ну же. Где ты? — пробормотала Крампетс, ковыляя вдоль технического коридора. — Насколько же это трудно — отыскать здоровенную фиолетовую хнычущую… — Повернув за угол, она увидела Псалм, сидящую за столом в Вентиляционном Техническом Помещении № 3. За прошедшие три месяца никто так и не удосужился убрать со стола разбросанные карты и долговые расписки, заляпанные кровью пони, которые скрывались здесь от своих поражённых безумием сородичей. Несколько месяцев не смогли стереть ужасов последних двух столетий. — …индюшку, — вяло закончила Крампетс.
Псалм сидела за столом, глядя на собранную снайперскую винтовку, лежавшую на нём. Взгляд её фиолетовых глаз был сосредоточен на чёрном матовом цевье и огромном оптическом прицеле, величиной с ногу. Крампетс уселась в дверном проёме, слегка облокотившись на косяк.
— О чём задумалась?
Подняв голову, фиолетовый аликорн взглянула на неё, а затем снова опустила взгляд к оружию.
— Ты должна быть в постели.
— От простыней я уже вся чешусь. Откровенно говоря, зуд охватывает меня всякий раз, когда я оказываюсь заперта в месте, вроде этого. Мы — Стальные Рейнджеры: покой нам только снится. Постоянно тянет в патруль, просто чтобы размять ноги. — Крампетс вздохнула, изучая свои перебинтованные конечности. — А сейчас мои ноги ни к чёрту, и мы обе застряли здесь, пока остальные заняты делом. — Она замолчала, склонив голову набок. — Но, полагаю, твоя здоровенная рогатая башка занята совсем не этим.
— Я — трусиха, — пробормотала Псалм, не спуская взгляда с оружия. — Мне сейчас полагается быть там, помогая остальным, но я так… — Она закрыла глаза. — Боюсь…
— Боишься чего? — спросила Крампетс, ковыляя к столу и усаживаясь перед аликорном. — Я никогда, в общем-то, не считала страх чем-то постыдным. Взять, например, тех тварей из Троттингема, которых кличут водяными гоблинами. Выглядят, как гули, скрещенные с рыбами. Стоит слишком сильно перегнуться через борт лодки, как они выскакивают из воды и отгрызают тебе лицо нахрен. Пугают меня до усрачки. — Она замолчала, ожидая реакции. — Я сама с собой, что ль, общаюсь? Не хочу показаться занудой, но было бы мило услышать ответ.
Псалм взглянула на неё, и улыбка тронула уголки её губ.
— Ты едва можешь ходить.
Крампетс потрепала её по плечу.
— Ага. И многие недалёкие рогоголовые недооценивают способность земных пони раздавать тумаки, действуя на кураже.
Псалм опустила взгляд.
— Я боюсь опять превратиться в ту, кем была раньше. В убийцу. — Она вытерла лицо крылом. — Не хочу снова становиться ей.
Крампетс нахмурилась.
— Ты всё ещё зациклена на этой хрени?
Аликорн ответила не сразу.
— Не знаю. Я больше ни в чём не уверена. Когда-то у меня были убеждения. Настолько сильные, что я… я наделала чудовищных ошибок. И теперь я не могу позволить себе выбирать, что правильно, а что нет. — Она крепко зажмурилась, и процедила сквозь зубы: — Ненавижу это оружие. Мне ненавистен сам факт его существования. Словно оно — часть меня, от которой я не могу избавиться. Вечное напоминание о том… скольких я убила. — Подхватив оружие своей магией, Псалм упёрла его прикладом в пол и навалилась на него всем весом. — Мне хочется уничтожить его! — Затем она остановилась и выпустила винтовку. — Но… я могу помочь тем, кто мне небезразличен… если бы только я была… если бы только смогла…
— Убивать снова? — закончила за неё Крампетс игривым тоном. — Ты по-прежнему считаешь то, чем мы занимаемся, убийством? — Псалм еле заметно кивнула головой, и Крампетс издала разочарованный стон. — Офигеть! На это можно ответить лишь одним…
Просвистев в воздухе, её копыто впечаталось прямо в лицо аликорну. От удара Крампетс не удержалась на ногах, но ей удалось повалить на пол и Псалм. Кобыла поднялась на ноги, стоя над ошеломлённым аликорном, которая с трудом приходила в себя.
— Ох ты ж ёкарный бабай. А теперь давай раз и навсегда разберёмся с этим бредом. Биг Макинтош был убийцей? — Псалм несколько секунд пристально смотрела на неё, а затем помотала головой. — А что насчёт остальных членов вашей команды? — Пауза чуть короче, а затем снова едва заметный отрицающий жест. — А Блекджек — убийца? — К моему облегчению, Псалм не согласилась и с этим. — Ну а как насчёт меня? — Аликорн насупила брови, а затем на её лице появилось выражение просветления.
— Нет. Ты не… вы не… — пролепетала Псалм, глядя на перебинтованную кобылу. — Но… я…
— Ты… возможно и была когда-то, — невозмутимо произнесла Крампетс. — Не знаю, что там за дела у тебе были с Д.М.Д, но это и близко не стоит к тому, чем занимаемся мы. Солдаты не стремятся убивать. Мы просто делаем то, что должны, и иногда это означает лишать жизни тех, кто пытается убить нас. — Крампетс пристально посмотрела на Псалм. Та закрыла глаза, и из под опущенных век по её щекам побежали слёзы. — Хотя, дело ведь не в этом, правда? Всё это дерьмо из серии «не хочу становиться убийцей»… совсем не оно тревожит тебя на самом деле. — Псалм не ответила, и Крампетс вздохнула. — Дело в нём. В этом здоровом искрящимся кретине.
Псалм резко подняла голову.
— Он не кретин! Он хороший, благородный, вежливый и… — она снова затихла, отведя взгляд.
— Он тебя любит, ты же знаешь, — сказала Крампетс со слабой улыбкой.
— Он слишком хорош для меня. Я не заслуживаю… ай! — вскрикнула Псалм от удара перебинтованной кобылы. — А это ещё за что?
— Просто это единственный способ достучаться до вас, здоровенных олухов, — ответила Крампетс. — Да, он хороший жеребец, и он тебя любит. Прими свою удачу как должное и не думай о том, заслуживаешь ли ты её, большая глупая индюшка.
— Он любит не меня. Он любит… её, — пробормотала Псалм, поднимаясь с пола. — Он любит Лакуну.
— Которой ты не являешься. Точнее, да, она тож была нытиком как ты, но поднимала свой круп и помогала чем-то остальным. И всё же, тебя он тоже любит. В тебе есть повадки «аликорна с хорошими манерами», которые ему так нравятся. И ты можешь сражаться. И тебя заботят остальные. Это значит для него больше, чем что-либо, — сказала Крампетс, ткнув Псалм в грудь. — Ему нравится то, что там, внутри. И если у тебя не получится, то ты хотя бы старалась. — Крампетс глубоко вдохнула. — Но ты точно не достойна его, если продолжишь здесь сидеть и кукситься, пока он там рискует своей жизнью!