Щит из лунного света не был идеальной защитой от пуль, но он их отклонял и замедлял полёт, а энергомагическое оружие Вспышек и Поджигателей, которые упорно пытались удержать врагов на расстоянии, беспрепятственно проходило сквозь него.
Тенебра упала на колени рядом со своим отцом.
— Он мёртв, Отец, — всхлипывая, проговорила он. — Стигиус погиб!
Огромный ночной пони опустился на колени и зашарил по земле крыльями, пока не коснулся ими неподвижного лица Стигиуса.
— Нет. Мой сын… — хрипло прошептал он. Его крылья погрузились в остывающую лужу крови. — Мой мальчик! — прокричал он и, резко повернув голову в сторону выстрелов, проревел, обращаясь к стрелкам, — Вы, не имеющие матерей ублюдки, вы убили моего сына! — Повязка на глазах Аида была мокрой от слёз, когда он призвал окутавшее его чёрное сияние, и воздух внезапно начал охлаждаться. — УМРИТЕ! — проревел он.
Сияние взорвалось вверх и в стороны от него, фонтанируя из вершины, сотканного лунным светом купола, а затем хлынуло вниз, будто огромный пожар, пылающий чёрным пламенем. Неся в себе всю боль горюющих отца и матери, оно, будто живое, само выискивало Отродий. Где бы оно ни появлялось, плоть разрушалась, металл ржавел, а кирпичи рассыпались. Облако чёрного огня распалось на гигантских, отыскавших всех до единого Отродий, ревущих змей, а затем, будто бы чувствуя его присутствие, все они устремились к Легату. Он раскрыл от удивления глаза, а миг спустя исчез вместе с двумя единорогами во вспышке телепорта. Будто почувствовав, что их возмездие было у них украдено, щупальца из чёрного пламени набросились на дымовую трубу, где до этого находился Легат. Распадающиеся под влиянием эбонитового натиска кирпичи и арматура падали вниз, продолжая разрушаться в полёте, и ни один кусочек металла или камешек не достиг собравшихся на улице пони.
То ли от вспышки тёмной магии, то ли из-за смерти Стигиуса, а возможно и от обоих причин сразу, но жеребец, казалось, лишился сил. Кончики волос его гривы посерели, а могучее тело ослабло.
— Муж мой, нет! Я только что потеряла сына! Я лишусь ещё и мужа, — прокричала Персефона, крепко обнимая его за шею. Выискивающая оставшихся Отродий буря из чёрного пламени начала угасать, как будто ей не хватало кислорода, и окончательно погасла. Аид привалился к Персефоне, его ноги дрожали, когда он тяжело сел на землю. — Любовь моя. Любовь моя… — бормотала она, прижимая его к себе.
Тенебра поднесла к губам Виспер бутылочку с исцеляющим зельем, и она выпила её скорее рефлекторно, чем из желания облегчить боль.
— Что с ним случилось? — пробормотала она, пристально смотря на Аида.
— Цена за использование тёмной магии крайне велика, — ответила Тенебра, наклоняясь, чтобы погладить гриву Стигиуса. — Бедный брат. Ты всегда был таким чертовски благородным.
Виспер уставилась на Стигиуса.
— Я собиралась выйти замуж. Обзавестись семьёй. Настоящей семьёй… — Она потянулась дрожащей ногой к серёжке, но дрожь была настолько сильна, что серьга с лунным камнем соскочила с её уха и упала в лужу крови. Виспер задрожала ещё сильнее, пристально смотря на него. — Проклятье. Проклятье! Я должна была… я хотела… почему… — запинаясь, произнесла она. Её голос становился всё выше и напряженней, а глаза начало жечь. — Что за ёбанная хуйня?! — прокричала она в небеса. — Почему он не мог просто жить? Какого хуя все вокруг меня продолжают умирать? Какого хуя мне не сопутствует грёбанная удача? Хоть раз?
— Я не знаю, — мягко ответила Персефона, которая нежно поглаживала Аида крылом. Тенебра протянула Виспер ещё одно зелье, но она отвернулась.
Совсем рядом по-прежнему продолжался бой. Больше стрельбы и взрывов к югу. Она потёрла окровавленным копытом лицо.
— Блядство. Блядски блядушее блядинское блядство! Как… почему… что мне, блядь, теперь делать? Всё, чего я хотела — грёбанного счастья! Ну почему я не могу просто быть счастливой? Просто… быть счастливой? — Она сгорбилась. — Пиздец… я уже даже сражаться больше не хочу. Я просто… гадство.
Поместив кончик своего крыла под подбородок Виспер, Персефона подняла её голову, пока их глаза не встретились.
— Дорогая, нет необходимости в… истерике, — произнесла она ломким как стекло голосом. — Время для плача настанет позже. Ты не потеряла всего. У тебя по-прежнему есть мы.