— Не на все вопросы сразу ответишь. А если они еще не подготовлены, ответы? Как вы говорите, жизнью?
— Вот и постараемся разобраться. Соберем на той неделе бюро, обсудим.
— Вы отлично знаете, Николай Гаврилович, бюро — это первый секретарь.
— Значит, вы против меня?
— Я серьезно, Николай Гаврилович. Мы только отдельная ячейка и не вправе, по-моему, решать вопросы государственного масштаба.
— Ага!.. Вам нужно указание сверху. Циркуляр.
— Грубо, Николай Гаврилович.
— К лицедейству я не привык, шаркать ножкой тоже не обучили.
— Подождите, Николай Гаврилович, зачем так? — Юлия Сергеевна развела руками, мягко улыбнулась, отчего у нее на щеках появились ямочки. — Вы ведь сразу, точно обухом.
— Ждать некогда, Юлия Сергеевна. Против, не принимать— легче всего. Нет и нет — что за позиция? А у вас есть что-нибудь на приправу к этому «нет»? То-то и оно!
— Торопитесь, Николай Гаврилович.
— Тогда предлагайте! — Он быстро подошел к ней и стал смотреть ей прямо в глаза и казался немного удивленным. — Вы это имели в виду?
— Да.
Юлия Сергеевна быстро пересекла кабинет и остановилась у карты.
— Вот, смотрите, наша область. Вот пойма Острицы, смотрите, пересекает область почти на две равные поло-
вины. — Она оглянулась на Дербачева, тот пожал плечами. — Мне бы, конечно, заниматься своими делами, но раз так вышло… Во многом животноводство области зависит от поймы Острицы. Так или не так, Николай Гаврилович?
— Почему же, так, все так.
— Я к тому, что здесь и здесь, — она указала места на карте, — нужны гидроэлектростанции.
— Хорошо, продолжайте.
— Представляете, как преобразится область? Я давно думаю, с Володиным пыталась говорить. Он человек нерешительный, пока раскачается… Не успела.
— Юлия Сергеевна, не два ли это разных вопроса?
— Нет. Прямая связь. Вы предложили свое, я предлагаю свое. На мой взгляд, это лучше, чем забираться в какие-то дебри мелких, но опасных переделок.
— Хорошо… Вы знаете, денег государство не даст. Ни полушки. Сельское хозяйство — не промышленность.
— Можно строить силами и средствами колхозов. Я предвидела ваши возражения. Новые тяготы… временные, Николай Гаврилович. Я бы на это пошла. Зато потом… Вы представляете?
— Да, представляю, — сказал он неожиданно резко и даже враждебно. — Электрифицировать полностью сельское хозяйство области за счет тех же карманов колхозников. А кто останется в колхозах к тому времени, когда загорится первая лампочка? Вы это представляете?
— Вы слишком материалист, Николай Гаврилович.
— Конечно. А вы молодцом! Раз, два — и в дамки. Здорово — ничего не скажешь.
— Если нужно, наши люди все сделают. Стоит только доходчиво разъяснить.
— «Доходчиво, доходчиво»! Слова! Пожалейте немного своих людей, Юлия Сергеевна. Вы давно ездили по колхозам?
— Николай Гаврилович! — сказала она протестующе. — Я сказала вам, что думала, сказала сама.
— Ладно, Юлия Сергеевна, будет.
Дербачев остановился спиной к ней, взглянул в окно опустив голову, исподлобья. «Сама сказала, тоже мне подвиг. Ты далеко не так проста, как хочешь казаться». Он потер переносицу и неожиданно озорно, по-мальчишески сощурился:
— Вы, помнится мне, пешком ходить любите? Договорились, дыму — хоть топор вешай. Идемте, кончим на улице. Люблю зиму, мороз. «Сквозь снег, бушуя, плыли шубы». Хорошо!
— Ко всему вы еще и поэт. Бунтарь и поэт. Не слишком ли много открытий за один вечер?
— Открытия опасны только ложные, Юлия Сергеевна. Я буду готов через три минуты, — сказал Дербачев, по-прежнему глядя в потемневшее окно и приближая к настывшим стеклам лицо.
В черной шубке и пуховом сером платке Юлия Сергеевна показалась Дербачеву милее и проще. Они медленно пошли по вечерней улице. Говорить о деле здесь не хотелось. Визжали ребятишки, скатываясь с ледяной горки. Борисова сбивала варежкой снежные шляпки с железных решеток. Ресницы и брови у нее заиндевели. Они забрели в маленький кинотеатрик «Пионер» и смотрели старый, довоенный фильм «Семеро смелых». Лента рвалась, и мальчишки истошно свистели и топали. После сеанса Юлия Сергеевна с Дербачевым еще долго ходили по городу и молчали. Падал тихий, крупный снег. Они ни до чего не договорились и, прощаясь, понимали это яснее, чем день или два часа назад.
Назавтра Дмитрий пришел в обком. Дербачев был занят и назначил ему только к концу недели, в субботу. Услышав имя Дербачева, главный инженер не стал долго расспрашивать, сразу отпустил. Дмитрий пришел ровно к сроку. По широкой, застланной толстым ковром лестнице Дмитрий поднялся на второй этаж. В обе стороны тянулся высокий, просторный и чистый коридор с множеством дверей с небольшими табличками. «Дербачев Н. Г.», — прочитал он и позабыл поздороваться с секретарем — полной женщиной средних лет, спокойной и неторопливой.