— Варь, не стоит…
— Нет, стоит! Я не знаю, как мне загладить свою вину перед тобой. Я должна была что-то сделать раньше, я…
— Варь, перестань, это уже неважно. Я не держу на тебя никаких обид.
— Нет, важно! — Она отпускает кожурку и смотрит на меня пронзительно, отчаянно, с болью.
— Но мы всё равно не вместе, — мотаю головой.
— И я не понимаю, чего ты ждёшь.
— Это… сложно. К тому же вы расстались две недели назад, я бы не…
— Почему две недели назад? Прошло уже… два месяца.
Снова откидываюсь на спинку стула и натурально хлопаю глазами. Быть может, у меня уже алкогольное помутнение, и я не разбираю слов? Варя недоуменно щурится.
— Ты… не знала?
Обхватываю ладонями столешницу и наклоняюсь вперёд.
— Две недели назад я встретила тебя в подсобке «Пенки», и ты сказала, что Пётр уехал в Питер и попросил тебя съехать из квартиры во время его отсутствия.
— Верно, — кивает Варя. — Я приехала к нему накануне вечером с чемоданом. Просила разрешения остаться. Мы проговорили полночи и пришли к выводу, что он не может вечно быть моим спасителем. И что я должна сама вырваться из-под гнёта мамы.
— Подожди, два месяца назад? — вмешивается Сонька. — Получается, в начале ноября?
Возможно, у Соньки с математикой лучше, чем у меня, но я тоже успела решить эту задачу. Я прекрасно помню начало ноября. Тогда я радовалась новому большому заказу по озеленению кофейни, расставляла по полкам горшки с цветами, а потом появился Пётр. Ворвался и снова всё перевернул. Выходит, что…
— Но ты же была на открытии «Пенки»! — возражает Сонька. — С Морозовым. Я тебя видела.
— Надя пригласила заранее, мне было неудобно отказать. Петя подвёз.
— Но Ритка говорила, вот совсем недавно говорила, что вы встречаетесь! — озвучиваю свой довод я.
— Кто такая Ритка? — спрашивает Варя.
— Бариста в «Пенке». Девчонка с розовыми дредами.
— Ммм, да, я помню, я видела её на открытии. Но… но откуда ей знать?
Мы с Сонькой переглядываемся. Наверное, слишком многозначительно, потому что Варя робко уточняет:
— Я что-то испортила?
— А может, что-то починила, — отзывается Сонька и крепко сжимает мои пальцы. Я и не заметила, как у меня начали трястись руки, но никаких слов, короткий взгляд и неуловимый жест, и я нахожу в себе силы посмотреть на Варю. А Сонька спрашивает: — Как это произошло? Почему?
— Мы оба чувствовали, что так, как раньше, уже не будет, — вздыхает Варя. — Что-то изменилось. Мы играли в отношения, пытались вести совместный быт, Петя даже свозил меня в Париж летом в качестве компенсации за несложившуюся карьеру. Только стало ещё хуже: я расстроилась из-за упущенной возможности, мама расстроилась, что Петя не сделал мне предложение на Эйфелевой башне, как она мечтала, а Петя расстроился… Не знаю. Потому что я со своей токсичной семейкой затягивала его туда, где он не хотел быть, наверное. А потом, в начале ноября, он просто пришёл и сказал, что всё. Что он больше так не может, что все эти месяцы мы отыгрывали какой-то дурацкий спектакль и только делали хуже друг другу. Я знала, что так будет. Будто бы ждала. Впрочем, это не уберегло меня от того, чтобы долго и унизительно упрашивать его остаться со мной. Думала, что раз это сработало в январе, то вдруг сработает снова. Но нет, Петя принял окончательное решение, и мне пришлось собрать вещи и переехать к тёте Лиде. И… это было ужасно. Она рассказывала мне, что я глупая пигалица, упустившая мужика. По вечерам мне звонила мама и рассказывала то же самое. Это продолжалось полтора месяца, пока у меня не случилась истерика. Я вела себя отвратительно, кричала, кидалась вещами, а потом сбежала. Снова к Пете. Понимала, что это неправильно, но мне не к кому было идти. Он разрешил остаться у него на пару дней, пока я подыщу себе новое жильё, но потом… потом мне нужно собраться с силами и противостоять своей матери. Потому что если я этого не сделаю, я навсегда останусь… — Варя оглядывает нас и нерешительно заканчивает: — эльфом?
— Эльфы смелые и воинственные, между прочим, — важно вскидывает пальчик Сонька и пускается в пространные объяснения устройства эльфийского мироздания с отсылками к литературным шедеврам и психологии взаимоотношения отцов и детей.
Но я не слышу её. Я проклинаю Фрэнсиса Скотта Фицджеральда с его столь точными цитатами и наблюдаю, как вся моя жизнь снова песком ускользает сквозь пальцы, и я не знаю, с какой стороны мне теперь на неё смотреть.
Пётр звонил мне в январе, как я его и просила, но я не ответила.
Пётр хотел приехать ко мне летом, но у меня был Кирилл.