Но Пётр лишь секунду спустя высвобождает зажёванный кусок ткани, перехватывает телефон рукой и отворачивается, а я делаю первый вдох, ловя носом стремительно растворяющиеся в воздухе крупицы аромата мокрых весенних дубов. Шепчу ему в спину «Спасибо», снимаю пуховик, вешаю его в шкаф и стремительно вылетаю из подсобки.
Пришёл, увидел, починил. Не сказал ни слова. Пальцем не прикоснулся, даже случайно. Как обещал. Как я вынудила его обещать. Потому что это было взрослым решением. Которое сейчас нестерпимо хочется послать ко всем чертям.
Он мне нужен. Не знаю, зачем и в какой ипостаси, но мне жизненно необходимо, чтобы он был рядом. Смотреть, говорить, улыбаться, дышать одним и тем же воздухом. Держаться за призрачную нить, пусть она никогда и не превратится в канат.
Поэтому тем же вечером я медленно прохожусь по гостиной, рассматриваю в пронзительно розовом свете фитоламп корешки книг, а потом набираю стопку и усаживаюсь с ней на диван, поджав по себя ногу. Мне надо найти цитату о том, что дружба между мужчиной и женщиной существует. И предложить Петру со мной дружить.
Она же существует? Я же умею дружить? Я же дружу с Матвеем, например?
— Сонь, мы сказочно богаты! — кричу я, радостно вглядываясь в экран огромного ЭЛТ-монитора, который занимает большую часть поверхности нашего письменного стола. — Мою статью одобрили и обещали заплатить целых четыреста рублей!
— Поздравляю, — угрюмо отзывается Сонька, хлопнув дверью туалета после пятнадцатиминутного торчания внутри.
Заходит в комнату, и я поднимаю на неё вопросительный взгляд. Вообще-то, это шикарная новость. Мы правда сказочно богаты. У меня стипендия — тысяча рублей, а четыреста за одну статью на фриланс-бирже — это практически найденный клад.
Но Сонька не замечает моего взгляда, пересекает комнату и заваливается на продавленный диван, подложив под голову гобеленовую подушку с уродливыми цветочками.
Мы купили этот диван почти год назад, когда несколько месяцев сна на раскладушке подарили мне остеохондроз и ненависть к человечеству. Анатолий Борисович порывался проспонсировать покупку, но мы с Сонькой решили, что достаточно взрослые и самостоятельные, а потому сложили мою стипендию, её деньги на карманные расходы и выбрали самый дешёвый вариант в газете бесплатных объявлений. Спасибо, что хотя бы без клопов.
Матвей опять притащился к нам в гости и теперь сидит с другой стороны письменного стола, примостив полулитровую кружку с чаем из пакетика на краешек, и хрустит печеньками.
— Что-то случилось? — спрашиваю я у Соньки.
Она тяжело выдыхает в потолок, выжидает пару секунд и произносит:
— Я беременна.
Замечаю, как Матвей роняет печенье на пол и стремительно бледнеет.
— От Ромки? — уточняю я.
— Ну от кого ещё? — восклицает Сонька и снова добавляет в потолок: — Козлина.
С Ромкой Бессоновым, жеребцом со спортфака, Сонька познакомилась на студенческой вечеринке в клубе после зимней сессии. Их притянуло друг к другу магнитами и накрыло страстью, и мы целых четыре месяца говорили исключительно о Ромке, а когда мне стало казаться, что я теряю подругу, Бессонов откланялся и начал встречаться с какой-то первокурсницей. Сонька позлилась недельку, но наступила следующая сессия, и нам всем стало как-то резко не до переживаний из-за мужиков.
— Ты уверена? — осторожно спрашиваю я.
— Конечно, я только что сделала тест! Даже два теста. — Она рассматривает неровную штукатурку на потолке и признаётся: — Оба отрицательные, но я же чувствую!
— Сонь!
— Что «Сонь»? У меня задержка, живот крутит, сиськи болят, ещё и тошнит! Все симптомы беременности!
Она подтягивает футболку к груди и через свои пышные формы смотрит на впалый живот, а потом изо всех сил надувает его и гладит ладонью, будто хочет почувствовать, как мифический ребёнок бьёт ножкой.
— Тебя не смущает, что у нас экзамены, ты нервничаешь и питаешься лапшой быстрого приготовления? — скептически спрашиваю я. — Отсюда и все твои симптомы.