Лаури пружинистым шагом вернулся за стол и продолжил крутиться у очага, мыча под нос какую-то незатейливую песенку, Морган же злился.
В первую очередь на себя, что дал слабину, потом на клятого норманна, который нашел рычаг давления и теперь мог крутить им, как вздумается. Хотя, кровать тут была мягкой и удобной, а лежать на ней было весьма приятно.
— Молока хочешь? — долбаный дикарь, только ведь глаза прикрыл.
— Пошел ты, Снеговик. Я похож на ребенка?! — огрызнулся пират, но почти сразу передумал и приоткрыл один глаз, — Сладкое?
— Можешь добавить туда мед, — хмыкнул в бороду белобрысый, разливая молоко по кружкам, а затем отламывая краюху белого хлеба. Морской волк капризно наморщился, представляя, что ему нужно поднять свое бренное тело с постели, но пока он пребывал в раздумьях, Ниссен сам плюхнулся рядом, протягивая южанину скромный завтрак. — Держи.
Но ничего делать и не пришлось, потому что после «веселой» ночи предложенная норманном еда казалась вкуснее всего на свете. Морган залпом осушил кружку и в один присест проглотил хлеб, на что Лаури лишь усмехнулся, вскидывая светлую бровь. Уронив в рот последнюю каплю молока, пират откинулся в подушки, чувствуя приятную сытость, а за ней и тяжесть во всем теле.
— Ты что мне там опять подсыпал, Снеговик? — веки сами сомкнулись, а звуки становились тише.
— Я здесь не при чем, — сквозь пелену дремоты услышал южанин, а через мгновение уже крепко спал.
Пробуждение было легким и приятным. Браун сладко потянулся, кряхтя и зевая во всю ширь. На улице снова было пасмурно, поэтому из-за низких туч невозможно было понять, как высоко поднялось солнце. Белобрысого нигде не было, да и очаг давно потух. Морской волк сел, поджимая босые ноги под себя и плотнее заворачиваясь в одеяло, попутно оглядываясь по сторонам.
Брошенные в норманна сапоги стояли возле стола, на котором аккуратной кучкой лежали все Моргановские кошельки; тут же лежала портупея и пояса, даже кольца и кожаный ремень с руки нашлись здесь же. Пират машинально пересчитал свое имущество.
« Надо же, » — подумал он про себя, — « и не сперли ничего. Удивительно».
Лаури вернулся, когда мужчина зашнуровывал свои сапоги. Сейдман какое-то время наблюдал за тем, как он перекатывается с пятки на носок, разминая задубевшую за несколько дней кожу. В одной широкой рубахе южанин далеко не уйдет, на улице, все-таки, холодновато даже для таких горячих парней, как он. Ниссен протяжно вздохнул и пошел к сундуку с вещами, где лежала его собственная одежда, припорошенная еловыми и можжевеловыми веточками. Северянин достал запасную куртку и отряхнул с нее сор, но прикинув, что она, в лучшем случае, просто не налезет на такого огромного моряка, решил достать шерстяной плащ. В таких уже давно никто не ходил, но лучше это, чем совсем ничего.
— Накинь, а то замерзнешь, — норманн окликнул задумавшегося Моргана и кинул ему в руки свернутую тугим валиком одежду. Пират, не задумываясь, подхватил накидку и развернул ее, вопросительно вскидывая бровь.
— Мамуля, а по-моднявее ничего нет? — мужчина накинул плащ на плечи и покрутился в нем на месте.
— Мои вещи тебе не подойдут, ты шире в плечах и…
— И ты коротышка, — Лаури оскорбленно поджал губы и нахмурился, жалея о помощи этому языкастому бедствию. Фибула лежала чуть глубже. Уже потускневшая от времени, но не потерявшая своего назначения, застежка так же отправилась в руки пирата.
Тот придирчиво покрутил ее в руках, разглядывая со всех сторон.
— И нахрена ты мне это дал?
— Это фибула, — Ниссен не знал, есть ли такое слово на всеобщем, поэтому поспешил объяснить проще, — застежка. Такие сейчас не носят, его нужно закалывать. Вот так…
Сейдман продел ткань в нужном порядке и пропустил иглу через складки, надежно фиксируя плащ на плечах южанина. Все это время Морган наблюдал за сосредоточенным норманном с иронично приподнятой бровью.
— А если тебя обрить, ты будешь похож на деваху? — внезапно выдал пират, глядя на северянина сверху вниз.
— Вряд ли без волос я похож на женщину.
— Я про морду, — Браун очертил в воздухе круг пальцем, указывая на лицо Ниссена, и передернул плечами.
— Меня в детстве частенько девчонкой дразнили, — Лау и сам не особо понял, зачем сказал это, но пожалел, увидев ухмылочку Моргана. — Твои пистолеты. Скорее всего, порох там сырой, но можешь почистить их.
Норманн достал из заплечной сумки потерянное в лесу оружие и протянул Брауну, который с любовью смотрел на темное дерево рукояток и матовый отлив металла, слабо отражавший свет. Южанин рывком выхватил оба пистолета, взвесил в руке каждый, подмечая, что белобрысый прав, и сунул оружие в петли на ремнях, закутываясь в плащ.
— Я готов, Белоснежка, веди!
*
Путь занял чуть меньше часа, но Лаури казалось, что идут они гораздо дольше. Южанин после хвори не был готов к лесной прогулке, а потому постоянно оскальзывался, спотыкался и норовил ухнуть в любой подвернувшийся овраг. Последней каплей стал капкан, который Ниссен заметил в последний момент.
— Бак [1]! — он рванул Моргана за плащ, от чего моряк резко отшатнулся назад, путаясь в ногах. Пират гневно сверкнул глазами и рывком развернул его лицом, нависая над сейдманом.
— Снеговик, ты руки при себе держи, а то я и вмазать могу, — прорычал Браун, потирая шею. Норманн молча поднял с земли толстую ветку и с размаха ткнул в место, куда едва не наступил его попутчик. Раздался резкий металлический щелчок и палку перекусили стальные челюсти, брызнув в стороны мелкими щепками. Гнев моряка моментально сменился неприятным холодком, поползшим по спине от осознания, что вместо палки была бы его собственная нога. — А на кой-ляд вам капканы почти у самого города?
— Исбиткант скорее деревня, нежели город, — Лаури отряхнул одежду от мусора и отодвинул заросли малины в сторону, — зверья здесь больше, чем людей, так что в голодное время они частенько забредают сюда. Волки или рысь зимой в чьем-нибудь сарае — обычное дело, про лисиц вообще молчу. Прошлой зимой они меня без птицы оставили.
— А псину, не судьба, на цепь посадить? — дорога вынырнула под ногами неожиданно. И не просто тропинка, а добротный тракт, расчищенный и ровный; было видно, что колеи разбивали и выравнивали, чтобы по сырости все это не превращалось в месиво.
— Не люблю собак, — поморщился Ниссен, — почти пришли. Веди себя прилично, хорошо? Нам не нужны неприятности.
— Конечно, мамочка, — дурашливо отсалютовал пират, взмахивая полой плаща, на что сейдман лишь покачал головой.
Время близилось к обеду, а потому утреннее оживление спало, и народ теперь неторопливо занимался своими делами. Дети с гиканьем гонялись друг за другом под звонкий лай мелкой лохматой шавки, торгаши загружали телеги с нераспроданным товаром, рыбаки обсуждали сегодняшний улов, женщин почти не было видно. Лишь возле небольшой церквушки сидело несколько старух, проводивших Ниссена и его спутника мрачными взглядами, одна даже брезгливо сплюнула себе под ноги.
— Скоге утартэ [2], — шикнула она, морща крючковатый нос.
Лаури приветливо поклонился старым каргам, а Морган посмотрел на него, как на умалишенного.
— Она тебя небось прокляла, а ты ей как дурак кланяешься, — как только они прошли насест со старыми ведьмами, те сразу же зашептались, склонившись головами друг к другу.
— Нет, всего лишь назвала лесным выродком, — лицо пирата вытянулось еще больше, а Ниссен же повеселел пуще прежнего. — Они имеют право злиться, я отбираю у них работу.
— А че это за грымзы? — южанин кивнул себе за спину.
— Повитухи.
— Стой! — моряк резко остановился посреди дороги, вскинув поднятый указательный палец, которым потом ткнул Лаури в грудь, — Так ты шаман, лекарь или повитух… Нет, повиват… Короче ты понял!
— Все сразу, — норманн даже не остановился, чтобы ответить, поэтому Морган теперь нагонял его широким шагом. — До городского врача мне, конечно, далеко, но и он не близко — ближайший крупный город в четырех днях пути вдоль фьорда.