Бородач тихо охнул от неожиданности, но в следующее мгновение пинком скинул пирата с себя. Браун откатился от противника, быстрым взглядом окидывая прихваченный клинок. Плавное лезвие походило на морскую волну и имело зазубрину, отдаленно напоминающую спинной плавник кита. Нож лежал в руке идеально, хоть и был тяжеловат в рукояти, изрезанной прямыми резкими письменами. Дикарь резво вскочил на ноги и рывком преодолел расстояние между собой и Морганом, отталкиваясь ногами от одного из идолов. Не ожидая такой прыти, бравый пират сделал неловкий шаг назад, за что поплатился подсечкой и ухнул спиной в чью-то поросшую бурьяном нору.
Извергая отборную ругань, южанин выбрался из ямы, костеря дикаря, всю его родню и команду корабля заодно. Норманн тяжело дышал, глядя из-под насупленных бровей и упираясь руками в колени. Браун победно ухмыльнулся и расправил широкие плечи, когда увидел, как округлились глаза противника и в них мелькнул испуг.
— Ага! — гаркнул Морган, откидывая со взмокшего лба выбившиеся из хвоста пряди. Сладкий вкус победы уже наполнял сердце пирата, когда он почувствовал шевеление в районе левого бедра.
— Стьо стиллэ ог икке фльут, — норманн не сводил глаз со штанов противника и медленно завел руку за спину, явно намереваясь достать один из ножей. — Дэ эр гифтиг.(6)
Шевеление стало более навязчивым, и Морган опустил взгляд. То, что он увидел, заставило его забыть обо всем на свете, включая вновь посмурневшего противника, который пытался нашарить оружие. На штанине, обернувшись вокруг бедра и шевеля мощными усами, перебирала когтистыми конечностями огромная мохнатая сколопендра. Ее южные сородичи немало народу успели погубить своим ядом, но самыми опасными считались северные. И Браун это знал.
— Форбанн! Мэн хвор эр хан? — гаркнул дикарь, хлопая себя по бедру, а затем вскидывая просветлевший в догадке взгляд на пирата, — Ду! Вэль фо бакен мин книв, тивен?!(7)
Но южанин его, по всей видимости, не замечал. Морган крутился вокруг своей оси, пытаясь разглядеть, не прокусила ли гадина кожу штанов. Наконец, мужчина решил, что осмотр окончен и схватился за мохнатое тельце голой рукой, чем вызвал еще больший ужас норманна, который задохнулся в немом вопле.
— Сучья гусеница, катись к дьяволу! — мощные усы возмущенно стегнули капитана по руке, но жвала не успели сомкнуться вокруг пальцев, так как сколопендра уже описывала красивую дугу в воздухе. Победно ухмыльнувшись, Браун перехватил рукоять ножа поудобнее и тряхнул рассыпавшейся гривой. — То-то же… А ты чего вылупился?
Морской волк проследил за направлением взгляда противника и издевательски поиграл клинком в руке.
— Ножичек свой обратно хочешь, да? — Морган возбужденно облизнул пересохшие губы кончиком языка. Огонь драки горячил кровь так, что ему моментально стало невыносимо жарко, и шальная мысль заставила его сорваться с места, — А вот и хрен тебе, догони сначала!
И Браун, сверкая пятками, как заправский заяц, пустился в карьер, что только ветер засвистел в ушах, обдавая холодом лицо и шею. Норманн же остался неподвижным, продолжая пораженно наблюдать за тем, как «хитрый» пират понесся с его ритуальным клинком прочь с капища… и мешком упал буквально в двадцати шагах, проезжаясь по лесному сору лицом.
Северянин покачал головой и неспешно отправился в сторону давешнего противника, который теперь прибывал в плену забвения от яда. Мужчина лежал в нелепой позе и с неописуемым восторгом на лице, нож же лежал чуть в стороне.
— Дритт, икке ха хэндэнэ тиль, а бли савнэт, — бородатый сын севера поднял кинжал, любовно огладил лезвие и одним движением отправил его в ножны, пихая носком Моргана в бок, — Ва мэ эн хъянэ вилле витэ ат ду икке гьоре дэт.(8)
Повинуясь движению ноги норманна, тело пирата перевалилось на живот и смешливый взор дикаря сменился растерянностью и испугом — чуть ниже поясницы темнели две бурые точки на рубахе. Если бы не обряд охоты и снадобья, то сейдман и не заметил бы их, но сейчас кровь южанина буквально горела на фоне темной рубахи. Эта проклятая стервь его все-таки укусила.
— Форбанн, (9) — еле слышно выдохнул мужчина, присаживаясь на корточки и смачивая пальцы алым. Северянин втянул запах крови с едва уловимыми сладковатыми нотками и, попробовав ее на язык, тут же сплюнул.
Кровь чужака обожгла язык холодом, сводя челюсти. Норманн окинул неудачливого противника оценивающим взором и почесал измазанную кровью макушку, взъерошивая и без того растрепанные волосы. Дело дрянь. Если бы этого идиота укусил самец, то дело бы ограничилось простым параличом на пару часов, но то, что вцепилось ему немногим выше задницы оказалось самкой, защищавшей свое гнездо, а потому его ждала смерть. Нужно было действовать и быстро, благо хижина сейдмана была не так далеко.
(2) Тебе здесь не рады. Уходи!
(3) Ты слишком громкий.
(4) Это священное место, тебе нельзя здесь быть.
(5) Мимо!
(6) Замри и не шевелись. Оно ядовитое.
(7) Проклятие! Да где же он? Ты! А ну верни мой нож, вор?!
(8) Говна кусок, не надо было ее руками хватать. Был бы с мозгами, знал бы, что нельзя так делать.
(9) Проклятье
— Да где же я так… провинился? — Лаури что есть силы потянул бесчувственное тело южанина на себя, но сапог верзилы намертво застрял в корнях. Светловолосый шаман сдержанно выругался сквозь зубы, перескочил через укушенного и высвободил его ногу из плена. Нужно было торопиться, они и так уже слишком долго тащатся. Ну, как они? Это норманн тащил неудачливого пирата на себе, а если быть точным, то волочил по земле, потому что чужак был на полголовы выше бедолаги Ниссена и значительно тяжелее.
Северянин коротко выдохнул и вновь подхватил свою ношу под мышки. Ругая себя за излишнюю добропорядочность, сейдман одновременно еще и следил, чтобы его несостоявшийся противник не начал биться в припадке и задыхаться, потому как это бы означало, что яд добрался до мозга. Вообще этому пирату могло повезти куда меньше, укуси эта мохнатая дрянь его не в спину, а, предположим, в ногу и попади она в артерию — смерть была бы почти мгновенной.
— Боги Всемогущие… Сколько же в тебе дерьма, раз ты такой… Неподъемный?! — До хижины уже было рукой подать, когда Лаури оступился и кубарем полетел с пригорка, увлекая тело Моргана за собой. Шаману повезло, рога на накидке каким-то непостижимым чудом не воткнулись ему в шею, а всего лишь впились своей прямой частью вдоль позвоночника, словно он приложился о доски. А вот южанин собрал все кочки и камни на своем пути, приложившись лбом о старый сосновый пень в конце.
Норманн моментально вскочил на ватные ноги и подлетел к пирату.
— Чтоб тебя, — рыкнул со злости Ниссен, ощупывая тело южанина на предмет переломов и вывихов. — Даже в беспамятстве создаешь проблемы, что же будет, когда ты очнешься?
Но Морган молчал, пребывая все так же в объятиях забвения. Сейчас ему, верно, грезились юные морские нимфы, реки рома и горы золота; Лаури не знал наверняка, потому что каждый видел свое. Когда он впервые попробовал яд мохнатого игерна на одном из обрядов, то решил было, что попал в чертоги богов. Однако, эйфория была недолгой — спустя пару мгновений, растянувшихся на часы, все тело пронзила острая боль, сменяющаяся пульсирующим жаром. Яда тогда было немного, примерно десятая часть того, что обычно впрыскивает игерн, но боль это не уменьшало. Что же испытает пират, не успей шаман дотащить его, Лаури не хотел знать.
Вот и хижина! Из трубы полупрозрачным кружевом вьется голубоватый дымок, а в окне пляшут отсветы из очага. Скорее всего это Герди, дочь ярла, снова привела сестру, но не застала сейдмана дома.
Шаман кое-как дотащил свою ношу до порога и что есть сил застучал носком в дверь, которая почти моментально распахнулась, саданув пирата по ногам.