— Нет... — его голос дрогнул. — Я — учёный. Один из ведущих химиков в "Онирикью Индастриз".
Флэшбек.
Лаборатория. Белые стены. Запах стерильности. Он стоит перед пробиркой, в которой пульсирует жидкость, меняющая цвет от кроваво-красного до ядовито-зелёного. Его начальник хлопает его по плечу: "Тьерри, это прорыв!"
Но сейчас он сидел в подземелье, в грязи, с трясущимися руками.
— Да вот, чёрт дернул пойти геройствовать...
Он вздрогнул, когда игла вошла в плечо. Лекарство жгло, распространяясь по венам.
Джоан грустно улыбнулась. Она видела таких, как он. Учёных, инженеров, медиков — тех, кто не был готов к настоящему аду.
— Ну, я так понимаю, ещё лет десять не соберётесь теперь.
— Эй, а когда моя очередь? — голос Ярека раздался с другого конца комнаты. Он сидел, развалившись, с набитым ртом. — У меня... между прочим, нога почти сломана! Он проглотил еду, делая вид, что страдает, но в глазах светился привычный огонёк.
Джоан вздохнула, поднимаясь.
— В порядке очереди, пан Ович.
Он ей не нравился. Грубый. Бестактный. Слишком уверенный в своей неуязвимости. Но он был частью команды.
Тьерри глубоко вздохнул, цвет постепенно возвращался к его лицу.
— Ох, да... Мне становится лучше.
Джоан слегка похлопала его по плечу.
— Поправляйся.
Она повернулась к Яреку, доставая бинты.
— Ну что, герой, показывай свою "сломанную" ногу.
Ярек хмыкнул, но послушно протянул ногу. Его обычно насмешливый рот сейчас был искривлён гримасой боли. Правая нога, освобождённая от штанины, лежала на другом ящике - кожа выше колена была разорвана в клочья, из раны сочилась тёмная кровь, смешиваясь с грязной водой на полу.
Джоан опустилась перед ним на колени, осторожно обследуя рану.
— Чёрт возьми, женщина, да не сюсюкай ты там! — Ович дёрнулся, когда её прикосновение стало чуть болезненнее. — Или ты решила, что я какой-то раненый щенок?
Джоан даже не подняла головы, продолжая работу. — Если бы ты вёл себя как взрослый мужчина, а не как испорченный подросток, мне бы не пришлось с тобой нянчиться, — её голос звучал устало, но в нём явственно слышалось раздражение.
Она резко дёрнула за завязку жгута, и Ович аж подпрыгнул:
— А-а-а, сука! Ты специально, да?!
— Специально, — подтвердила она равнодушно, заливая рану антисептиком. Жидкость зашипела кровавой пеной. — Если не продезинфицировать как следует, к утру у тебя начнётся гангрена. Хочешь, чтобы я отпилила тебе ногу ржавой пилой без анестезии? Или ты предпочитаешь помереть от заражения крови, как последний идиот?
Тьерри, наблюдавший эту сцену, невольно фыркнул, но тут же сделал вид, что закашлялся. Коул стоял у входа, его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах читалось утомление от этой бесконечной перепалки.
Ович скрипнул зубами: "Да я тебе сам всё отпилю, стерва! Ты вообще кто такая, чтобы..."
— Я - единственный медик в радиусе двадцати километров, - перебила она, накладывая повязку с такой силой, что у поляка перехватило дыхание. — И, если ты ещё раз назовёшь меня «стервой» таким тоном, я залью йод прямо тебе в глаз.
В воздухе повисло напряжённое молчание. Даже капающая вода за стенами будто затихла. Ович мрачно уставился на свою перевязанную ногу, потом на Джоан, которая уже собирала медицинские принадлежности.
— Ну что, герой? — она наконец подняла на него взгляд. — Будешь ныть дальше или скажешь «спасибо» как воспитанный человек?
Ярек замер на секунду, его скулы напряглись... и неожиданно растянулись в ухмылке:
— Спасибо, сестричка. Но если ты думаешь, что теперь я тебе должен, то...
— Заткнись, Ович, — хором сказали Коул и Тьерри.
Джоан лишь покачала головой и отошла к своему рюкзаку, оставив поляка сидеть с глупой улыбкой. Где-то далеко эхом отозвался странный, скрежещущий звук... но в этот момент на него никто не обратил внимания.
***
Коул сделал затяжку сигареты, чувствуя, как едкий дым заполняет легкие. Пепел осыпался на пол. Он потёр шею — мышцы ныли от постоянного напряжения. Перед ним лежала развёрнутая папка с названием «Проект Жизнь», переданная Джоан.
"Ламар и его прихвостни заплатят за это", — подумал Коул, представляя, как врежет кулаком в самодовольную рожу генерала. "Скрывали. Лгали. Подставили нас под удар."
Он резко затушил окурок о стену, оставив чёрный след на облупившейся краске, и перевернул деревянный ящик, создав импровизированный стол. На него он разложил содержимое папки: потрёпанные листы, фотографии. Так же он вытащил тот старый диктофон, что передал ему старик. Всё это выглядело как обрывки кошмара, собранные в кучу.