Стеклянные витрины, покрытые сетью трещин, хранили в себе странные артефакты: пожелтевшие карты с пометками красным карандашом, чучела животных с потускневшими глазами, бюсты партийных деятелей, чьи лица теперь казались не торжественными, а устало-равнодушными. В углу, накрытый брезентом, возвышался остов какого-то механизма – то ли старый паровой двигатель, то ли часть несостоявшейся инсталляции.
Коул первым переступил порог, ствол автомата всё ещё наготове. Его взгляд скользнул по углам, выискивая движение.
— Чисто.
Он сбросил рюкзак с плеч, и пыль взметнулась в воздух, закружившись в луче фонаря.
Ярек, войдя следом, тут же плюхнулся на ящик с надписью "Хрупкое. Осторожно", не обращая внимания на скрип древесины.
— Ну хоть тут не течёт с потолка.
Он снял шлем, провёл рукой по коротко стриженным волосам и тут же чихнул – пыль въелась в нос.
— Блядь. Даже тут дышать нельзя.
Тьерри осторожно присел на край деревянного поддона, стиснув зубы, когда боль от раны напомнила о себе. Он снял очки, протёр их краем грязного рукава и тут же пожалел – стёкла стали только мутнее.
— Идеально.
Джоан тем временем бродила между рядами.
— Смотрите, – она указала на стенд с фотографиями. – Это же старые строительные планы.
На пожелтевших снимках запечатлены люди в касках, застывшие перед огромным котлованом. Надпись гласила: «Граница-Нова / Горький-17. Закладка фундамента. 1974 год».
— Значит, музей должен был рассказывать о городе, – пробормотал Тьерри.
— Или скрывать, – добавил Коул, разминая плечи.
Ярек ковырялся в своём рюкзаке, пока не достал смятую пачку сигарет.
— Кто-нибудь?
— Ты серьёзно? – Тьерри посмотрел на него, приподняв бровь. – После всего, что мы сегодня видели, ты всё ещё куришь?
— Особенно после всего, что мы сегодня видели, – Ярек закурил, глубоко затянулся и выпустил дым к потолку. – Кстати, яйцеголовый, а что это за хрень была, с которой мы только что танцевали там в котловане?
Тьерри вздохнул:
— Если кратко? Что-то, что не должно существовать.
— О, спасибо, Коперник, – Ярек фыркнул. – А я думал, это просто злая шавка какая-то.
Джоан, прислонившись к витрине, вдруг засмеялась – коротко, неожиданно.
— Что? – нахмурился Ярек.
— Ничего. Просто... – она махнула рукой. – После всего этого кошмара мы сидим здесь, и ты спрашиваешь, что это было. Как будто мы на пикнике.
Ярек усмехнулся:
— А что, мне в панике биться головой о стену? И так день говённый.
Тьерри снова начал разглядывать стенд со старыми фотографиями города.
— Странное название для польского города... Горький-17 – задумчиво произнес он. Звучит как позывной шпиона из старого кино.
Ярек повернулся к нему:
— Раньше он назывался иначе. Граница-Нова — при поляках, Ноймарк — при немцах... А может, Стара-Весь — кто теперь разберёт.
— Так почему тогда «Горький»? И откуда цифра? - Тьерри поправил очки
Ярек пожимая плечами:
— Потому что здесь был исследовательский центр. Такие города всегда переименовывали — чтобы никто не задавал лишних вопросов. Дзержинск-12, Томск-7... Цифра — код объекта.
Тьерри решил пошутить:
— А «Горький» — потому что жизнь здесь была такой весёлой?
Ярек ответил без улыбки:
— Потому что химкомбинат тут был. И лаборатории исследовательские.
Джоан смотрит на очередную фотографию. На ней — улыбающиеся инженеры рядом с макетом «города будущего»
— Надеюсь, они хотя бы верили, что строят что-то хорошее.
Ярек скользит взглядом по фотографиям.
— Верили. Скорее всего.
Коул, тем временем, раскладывал карту на ящике, придавив углы пустыми патронами.
— Мы здесь ненадолго. Через полчаса двигаемся.
— В рай? – поинтересовался Ярек.
— Если повезёт, – Коул даже не поднял глаз.
Джоан обратилась к Тьерри, который всё продолжал морщиться от боли.
— Ты в порядке? — спросила она тихо француза.
Тьерри медленно кивнул, но тут же скривился от боли.
— О да, просто прекрасно. Чувствую себя, как после марафона... в котором меня несколько раз сбила машина.
Джоан слабо улыбнулась.
— Знаешь, в медкорпусе мы называли это "стандартным вторником".
— А что было в понедельник?