– Впереди... что-то есть, – прошептал он.
Коул поднял кулак – сигнал остановиться.
Тень от рыцарских доспехов у дальней стены вдруг шевельнулась. Тьерри ощутил, как по спине пробежали мурашки. "Боже, пусть это будет просто игра света..."
Витражи, уцелевшие в высоких окнах, отбрасывали на пол призрачные узоры из цветного света, будто пытаясь напомнить, что когда-то здесь было красиво. И среди этого полумрака — она.
Джоан первой заметила движение. Луч ее фонаря осветил в темноте маленькую фигурку, прижавшуюся к пьедесталу с рыцарскими латами.
— Ты... кто ты? — голос Джоан дрогнул, будто она боялась, что девочка рассыплется в прах, если сказать громче.
Рыжие косички, зеленое платьице в клетку, бледное личико с широко раскрытыми глазами — ребенок, настоящий, живой ребенок, сидел здесь, в этом аду. Девочка не ответила. Она лишь сжалась в комочек, трепетала от страха, как загнанный зверек. Джоан медленно опустилась на колени, отложив оружие в сторону.
— Все в порядке... мы не причиним тебе вреда.
Она протянула руку, не решаясь прикоснуться первая. Девочка вздрогнула, но не отпрянула.
— Как тебя зовут?
Шепот, едва слышный:
— Л...Лилит...
Джоан не сдержалась — она резко прижала ребенка к себе, ощущая, как тощее тельце дрожит у нее на груди.
— Боже правый... как ты здесь оказалась?
Ович, стоявший чуть поодаль, мрачно крякнул:
— Да уж... вечер сюрпризов.
Он обернулся к Медузе, который осторожно выглядывал из-за его спины:
— Слышь, ты – харя мутантская, не высовывайся особо. Не пугай ребенка, а то она даже пару слов нормально из-за тебя связать не может.
Медуза фыркнул (насколько это возможно для существа без носа) и скользнул назад, в тень.
Тьерри стоял, не зная, что сказать. Его ученый ум лихорадочно работал:
"Ребенок. Живой. Здесь. Как? Почему? Сколько времени она провела в этом аду?"
Коул подошел последним. Его лицо оставалось каменным, но в глазах — впервые за долгие дни — мелькнуло что-то человеческое.
— Мы выведем тебя отсюда, — сказал он просто.
Лилит посмотрела на него, потом на остальных.
— Они... они везде... — прошептала она.
— Мы знаем, — Джоан погладила ее по голове. — Но теперь ты не одна.
Коул держал рацию в белых от напряжения пальцах.
— Тромбон, это Флейта. Прием!
Лишь треск помех, будто что-то огромное и невидимое дышало в эфир, заглушая каждый сигнал.
— Черт возьми! — он швырнул рацию на каменный пол. Та отскочила, издав жалобный писк, и покатилась к ногам Тьерри.
Француз, сидя на корточках, уже возился со своим портативным сканером. Экран прибора мерцал, заливая его лицо синим светом.
— Это не просто помехи... — пробормотал он, проводя пальцами по настройкам. — Это... система. Целенаправленное глушение. Кто-то — или что-то — не хочет, чтобы мы вышли на связь.
Джоан, прижав к себе девочку, отводила ее взгляд от разбросанных по углам костей — последних "экспонатов", оставшихся от предыдущих посетителей этого зала.
— Тише, тише... Все будет хорошо... — шептала она, но ее собственные руки дрожали.
Медуза внезапно вздрогнул. Его щупальца напряглись, а пятнистая кожа покрылась мелкими пузырьками — признак тревоги.
— Здесь что-то есть... — прошипел он, медленно поворачиваясь к ряду манекенов.
И тогда Коул заметил — один из "манекенов" стоял... неправильно. Его поза была неестественной. Между неподвижными фигурами что-то шевельнулось.
Еле уловимое. Почти воображаемое. Но манекены не должны дышать. И уж точно не должны медленно поворачивать голову в сторону живых. Коул медленно поднял автомат.
— Не двигайтесь... — прошептал он.
Но было уже поздно.
Они выступили из тени — серо-лиловые, с кожей, напоминающей мрамор, испещренный жилками. Их тела были женственными, но искаженными, будто слепленными из глины безумным скульптором. Длинные конечности, слишком гибкие, слишком плавные.
Их лица...
Безупречные, как у античных статуй, но лишенные век. Глаза — огромные, черные, без зрачков — следили за отрядом с холодным любопытством. А рты... рты были слишком большими, слишком влажными, будто только что облизанными в предвкушении.
Но самое ужасное — это паразиты.
Один — толстый, жилистый отросток, вросший в правую руку, превратил ее в нечто среднее между клешней и хлыстом. Другой — вылез из спины, извиваясь, как змея, с острым, костяным наконечником на конце.