Пять лет. Пять лет прошло с тех пор, как мир изменился. Пять лет с тех пор, как "Новая Земля" выпустила этот проклятый вирус.
Они называли себя "спасителями планеты". Говорили, что человечество — это болезнь, а они — лекарство.
Их лидер, некий Доктор Эмиль Декстер, заявил в своём манифесте:
"Мы не убиваем людей. Мы лишь ускоряем естественный отбор."
Естественный отбор.
Его семья не была "слабым звеном". Они просто жили. А теперь их не было.
А мир…
Мир катился в пропасть. Вирус мутировал. Учёные не успевали создавать вакцины. Каждый год — новая вспышка. Каждый месяц — новые смерти.
Человечество вымирало. И Коул…
Коул просто существовал. Дни сливались в алкогольный туман. Ночные кошмары. Пустые бутылки.
До сегодняшнего дня.
Он потянулся за новой бутылкой, но его пальцы наткнулись на фото в рамке. Они. Жена — улыбается, солнце играет в ее каштановых волосах. Сын — всего восемь лет, щербатый, в кепке «Blue Jays». Коул резко перевернул фотографию лицом вниз.
Базз… Базз… Базз…
Раздражающий звук. Где-то рядом вибрирует телефон. Он не берёт трубку. Голова раскалывалась, будто внутри нее медленно взрывалась граната. Он закрыл глаза, не хотел видеть этот мир. Звонок повторяется. Пятый раз. Коул срывается, хватает телефон.
— Кто?!
— Салливан. Это Ламар.
Голос генерала чёткий, без эмоций. Коул замирает.
— Я на пенсии, сэр.
— Знаю. Но ты мне нужен.
— Увольте. Я больше не солдат.
— Ты будешь валяться тут, пока не сдохнешь?
Коул молчит. Смотрит на фотографию.
— Я не буду уговаривать. Есть миссия. Ты либо в деле, либо дальше будешь топить себя в этом дерьме. Твой выбор.
— Какая миссия?
— Не по телефону. За тобой выехали. Через двадцать минут будут.
Коул хочет бросить трубку, но…
— Почему я?
Пауза.
— Потому что ты — тот, кто выжил в той мясорубке в Северном Кавказе. Потому что тебе плевать на правила. И потому что…
Ещё пауза. Генерал вздыхает.
— Потому что если ты не возьмёшься, то кто?
Коул смотрит на пустую бутылку. Потом на фото.
— Хорошо.
Он бросает телефон на кровать. Встаёт, идёт к окну. За ним — пустой дом, пустая жизнь.
А впереди — бой с неизвестностью.
Чёрный внедорожник уже стоит у подъезда.
Польша. Шорзов. Бар "Гризли".
«По жизни, как по болоту — идти трудно», — эта фраза крутилась в голове Ярека Овича, пока он поднимал очередной стакан поздней ночью.
Бар был набит под завязку: густой табачный дым, гул голосов, тяжелый рок хрипит из колонок. Ович сидел в углу за стойкой, окруженный своими ребятами — такими же отставными «волками», как и он. Они отмечали успешное завершение контракта: ликвидацию группы наемников, пытавшихся угнать груз с военного склада. Операция прошла чисто, без лишних вопросов. А значит — можно было напиться в хлам.
Светлые, выгоревшие на солнце волосы торчали короткими прядями, будто их стригли ножом. Шрам над правой бровью — старый, белесый, рассеченный когда-то то ли осколком, то ли кастетом — белел на смуглой коже, словно отметина былых разборок. В его голубых глазах, обычно холодных, как февральский ветер над деревенским полем, сейчас плавал хмельной огонёк.
Тело — крепкое, жилистое, без лишнего жира, но и без показной горы мышц: сила в нём была рабочая, выкованная суровой жизнью в деревне, а потом — в казармах и наемных стычках. Руки в царапинах и синяках, пальцы — с обломанными ногтями, будто он вечно что-то ковырял, чинил или вцеплялся в чужие глотки. Даже в потрёпанной кожаной куртке и растянутом свитере он выглядел крепко сбитым, как будто его вырубили топором из дубового полена и забыли отшлифовать. Под свитером проглядывали бледные шрамы — следы вживлённых имплантов. Они слегка поблёскивали на запястьях и ключицах, будто напоминая, что под этой кожей — не просто плоть, а оружие.
Голос у него был хрипловатый, с характерным придыханием — будто смесь сигарет и старого коньяка. Говорил громко, с налётом похабного юмора, но в каждом слове чувствовалась цепкость ума. Лингвист, блин. Мог цитировать Мицкевича между двумя драками и тут же отпустить похабный анекдот про сержанта и медсестру.
Ярек уже изрядно нагрузился — водка, виски, пиво — всё смешалось в горячем тумане. Рядом с ним сидела девушка с неестественно яркими рыжими волосами и губами, подведенными дешевой помадой. Ярек уже полчаса пытался завести с ней разговор, но та лишь кокетливо хихикала, бросая взгляды на своего ухажера — здорового мужлана с перекошенным носом и татуировкой в виде змеи на шее.