— Увидели ли вы достаточно?
Голос раздался из темноты, и все трое вздрогнули, стволы оружия мгновенно наведены на источник звука. Из тени вышел Добровский. Он был едва узнаваем. Его лицо, когда-то интеллигентное, теперь еще сильнее иссохло, кожа просвечивала синеватыми черными венами, будто под ней ползали чернильные тени. Глаза — слишком яркие, слишком осознающие, полные боли. Он шатался, его руки дергались, пальцы сжимались и разжимались, будто тело не слушалось его.
— Ты... — Коул не опустил ствол. — Мы думали, ты мертв. Там, в тоннелях...
— Я должен был умереть, — Добровский кашлянул, и из уголка рта струйкой потекла черная жидкость. — Но я не мог... не мог позволить себе такой роскоши.
Он посмотрел в сторону метеорита.
— Вы видели записи. Вы знаете, что я натворил. Метеорит был надеждой… Надеждой на исцеление.
— Какого черта ты не уничтожил метеорит, если знал, на что он способен?! — Ярек вырвался вперед. Его голос звенел от ярости. — Ты же видел, что он делал с людьми!
Добровский медленно повернул к нему голову.
— Потому что я ученый.
Он сделал шаг вперед, и теперь все видели, как его кожа шевелится под одеждой, будто под ней что-то живет.
— Потому что я верил, что смогу исправить ошибку.
Черная жидкость капнула из его носа на его грязный серый свитер. Он не вытер ее.
— Потому что... потому что я боялся.
— Боялся? — спросил Коул.
— Что, если... это последний шанс. — Добровский поднял дрожащую руку к метеориту. — Что если я уничтожу единственное, что могло бы спасти человечество от вымирания...
Он не договорил.
Ярек фыркнул:
— И что? Теперь мы все должны сказать "спасибо", что ты оставил нам эту чертову хрень?
Добровский резко повернулся к нему:
— Нет! — Его голос сорвался в хрип. — Я оставил выбор. Тот, которого у меня не было!
Он схватился за грудь, будто сердце разрывалось.
— Корсо... Морозов... Они уже решили за всех. Они превращали людей в оружие! А я... Я спрятал его. Чтобы только тот, кто действительно готов взять на себя ответственность... мог решить.
— Ты играл в бога, — Коул бросил это как обвинение. — И из-за тебя весь город превратился в ад.
Добровский закрыл глаза, его веки дрожали.
— Да.
Одно слово. Признание. Он раскрыл глаза, и в них горело что-то, что заставило Коула напрячься.
— Но они не хотели, чтобы их технологию контролировали. Они создали её как оружие. Как инструмент... очищения.
Тьерри шагнул вперед.
— Нет! — его голос дрожал от убежденности. — Мы можем переписать код! Если у нас будет время, если мы—
— Вы видели, что происходит! — Добровский внезапно закричал, его голос сорвался в хрип. — Вы видели весь этот кошмар своими глазами! Вы держали за руку умирающих друзей!
Пульсация метеорита, мертвый свет, дробящийся на металле.
— Теперь выбор за вами, — Добровский опустил голову. — Уничтожить всё. Или... рискнуть.
Коул посмотрел на Тьерри. На Ярека. На метеорит.
— Как? — спросил он тихо.
Добровский показал на панель.
— В тех данных есть код самоуничтожения. Осталось только ввести его.
— А если сохранить? — встрял Тьерри.
— Тогда вы станете не лучше Корсо, — Добровский взглянул на него. — Потому что кто-то должен будет решать... кого превращать, а кого — нет.
Ярек засмеялся — коротко, жестко.
— Значит, выбора и нет.
Добровский не ответил. Он посмотрел на Коула.
— Решай.
Их разговор прервал металлический скрежет раскрывающихся дверей.
Из темноты шагнул Корсо, но это был уже не тот человек, которого они знали. Его кожа приобрела мертвенно-серый оттенок, по ней ползли черные жилы, пульсирующие в такт мерцанию метеорита. За ним — десяток солдат "Гипериона".
— Вы все еще верите, что можете победить? — голос Корсо гудел, как искаженный радиосигнал. Он расправил плечи, и в его движениях было что-то неестественно плавное.
— Человечество уже проиграло. То, что случилось здесь — это не конец — это начало.
Коул поднял винтовку, но Корсо лишь усмехнулся.
— Вы цепляетесь за свою хрупкую плоть, как слепые щенки за теплую подстилку. Он шагнул вперед, его тень растянулась по стенам.
— Мы слабы. Мы болеем. Мы умираем. А они... Он кивнул в сторону метеорита. — Они предлагают нам стать сильнее.