Выжившие услышали ее раньше, чем увидели — тихие всхлипы, переходящие в истеричный шепот.
— Лилит... Лилит, где ты? Не смотри на меня...
За поворотом стояла работница музея. Ее кожа уже серела, покрываясь трещинами, словно высохшая глина. Левая рука вытягивалась, кости ломались, перестраивались в костяное щупальце. А из спины — торчало что-то живое, пульсирующее, как паразит, медленно пожирающий ее изнутри. Она увидела их — и закричала.
— НЕТ! УХОДИТЕ! Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ОНА ВИДЕЛА МЕНЯ ТАКОЙ!
Сэшмон не колебался. Выстрел. Тихий щелчок курка — и гром в замкнутом пространстве.
Женщина рухнула, как сломанная марионетка. Курац зажмурился, его дрожащие пальцы впились в волосы.
— Боже... Боже, это не может быть правдой...
Следующий зал казался безопасным — манекены в исторических костюмах, застывшие в вечном безмолвии. Но запах — резкий, металлический — выдавал правду. И тень, что двигалась среди них.
Крестоносец. Он повернулся к ним, доспехи скрежетали.
— НАРУШИТЕЛИ... ВАМ НЕ МЕСТО ЗДЕСЬ...
Курац шагнул вперед, голос дрожал:
— Стой! Это я - Курац! Мы свои!
Сэшмон схватил его за плечо:
— Он уже не понимает...
Крестоносец зарычал — и рванулся вперед. Глыба не успел отпрыгнуть. Меч взметнулся вверх — и рухнул вниз. Удар. Тело разрезало пополам, кровь брызнула на манекены.
— НЕТ! МАРЕК! — Славский вскинул автомат.
Пули отскакивали от брони, оставляя лишь царапины. Сэшмон стрелял методично, целясь в щели — но Крестоносец не останавливался. Курац вдруг согнулся, скрючившись от боли. Его кожа зеленела быстрее, вены чернели, позвоночник выгибался.
— Что... что со мной...?
Он посмотрел на Славского и Сэшмона — и понял.
— БЕГИТЕ! — закричал Курац.
— Я ОТВЛЕКУ ЕГО!
Он рванул вперед, крича, размахивая руками.
— ЭЙ, УРОД! СЮДА!
Крестоносец развернулся, забыв про остальных. Курац бежал к лестнице, вниз, в темноту.
Его спина разрывалась — что-то росло, шевелилось под кожей. Он не оборачивался. Славский смотрел, как Крестоносец исчезает в темноте, преследуя Кураца.
— Блядь... блядь... — Он хватался за голову.
Сэшмон толкнул парня:
— Двигайся! Пока он не вернулся!
Они рванули к лестнице, к крыше. Дверь захлопнулась с глухим стуком, словно гробовая крышка. Славский сполз по стене, сжимая автомат.
— БЛЯТЬ! СУКА! МАРЕК! — его крик разорвал тишину, отразился от стен, вернулся к нему эхом — пустым, бесполезным.
Сэшмон прислонился к витрине, глаза бегали по трещинам на полу, ища хоть какую-то зацепку.
— Мне жаль твоего друга, — сказал он тихо, но чётко, будто пробиваясь сквозь глухую ярость Славского.
Тот огрызнулся, зубы оскалились в звериной усмешке:
— Мы с детства в одной банде. Вместе дрались, вместе выживали на улицах. А теперь его разорвала какая-то неведомая хуйня!
Сэшмон вздохнул, потёр переносицу.
— Если выберемся отсюда живыми — разойдёмся. Уже не важно, что было до. Но пока надо держаться вместе.
Славский замер, глаза сузились.
— Я терпеть не могу легавых, — прошипел он. — Вы всю кровь из моей семьи выпили. Когда мне было 14, отца посадили ни за что…
Сэшмон не отвёл взгляда.
— Мне жаль. Среди копов действительно полно сволочей.
Хрупкое перемирие.
***
Они двинулись дальше, пробираясь через зал экспонатов — разбитые витрины, поваленные стенды, стекло под ногами, хрустящее, как кости. И тут — движение. Из-за угла выползло нечто.
Две женщины. Толстые, обрюзгшие, сросшиеся в один уродливый комок. Их верхние части тела слились с каким-то механизмом — металлическими шестернями, трубами, поршнями. Лица перекошены в вечной агонии.
— Они... нас... соединили... — зашипела одна из голов.
Механизм заскрежетал, завертелся — и выстрелил. Раскалённые болты прошили воздух, вонзились в стену рядом с Сэшмоном.
— В УКРЫТИЕ! — орёт он, отпрыгивая за разбитый стенд.
Славский присел за перевёрнутый стол, автомат наготове.
— Блять, ну и жиробасина...
Сэшмон осмотрелся, ища слабое место.
— Механизм питается от этого генератора! — крикнул он, показывая на торчащий аппарат за спиной гибрида. Славский усмехнулся.
— Значит, бьём по нему!
Они переглянулись. План родился мгновенно.
— Я отвлекаю, ты стреляешь! — Сэшмон выскочил, давая очередь из пистолета.
Болты полетели в него, но тот увернулся, катясь по полу. Славский прицелился — и нажал на спуск, выдав очередь. Генератор взорвался, пламя охватило механизм. Женщины закричали, их тела корчились, плавились. Тварь рухнула на разбитое стекло, дёргаясь в последних судорогах.