Я никогда не видела Джегза в гневе. Он бесится из-за собственной глупости.
— Да, ты сказал мне пойти трахнуться, помнишь? — ору я, перекрикивая музыку.
Музыка здесь реально громкая. Мне это нравится. И все, кто уставился на меня, должно быть, тоже так думают.
К счастью, танцпол на месте, а Питер — нет, и это хорошо. Мне так кажется.
— О, Боже, ребята! Это… это «Don’t Stop Believing» группы Journey. Идемте танцевать! — кричу я этим двум неудавшимся спорщикам.
— Почему вы вообще приехали сюда в ночь восьмидесятых? Разве ты не знаешь, что на вечеринках восьмидесятых тусуются одни мудаки? — бубнит Джегз Кэли.
— Я люблю ночи восьмидесятых! — возражаю я.
— Алкоголик в караоке ду ду ду… Кружится и кружится, и кружится, и кружится. Певцы ожидают возле черного входа! Однажды в ночииииииии!
— Она же ни слова не знает! — сквозь смех кричит Джегз Кэли. Я делаю все, чтобы заглушить их реплики, но они вертятся вокруг моего «микрофона».
— Кого это волнует? — говорит Кэли. — Ты не обязан знать текст песни, чтобы ценить хорошую музыку.
— Хорошая музыка?
— Тебе надо уйти из бара, Джегз. Вышвырни отсюда сам себя, — говорит ему Кэли.
Я хватаю Джегза за руку и выталкиваю его перед собой. Беру его за руку и заставляю размахивать ей над головой.
— Не переставай веееерить! — пою я во все горло.
Джегз улыбается, но это не из-за песни. Это из-за меня. Я нравлюсь ему. Но почему он хотел, чтобы я переспала с кем-нибудь сегодня вечером?
— Почему ты хотел, чтобы я сегодня вечером пошла домой с другим мужчиной? — спрашиваю я, перекрикивая музыку.
— Я не думал, что ты это сделаешь, — отвечает он мне негромко, как будто стыдится дурацкого предложения, которое сделал.
— Ты не должен недооценивать блондинку на каблуках, — поясняю я.
— Глупости, — говорит он мне.
Я указываю на свою обувь.
— Я на каблуках, — затем указываю на свои волосы, — и я блондинка.
— А, ну, хорошо, — говорит он, но без энтузиазма.
Теперь он обнимает меня за талию и понемногу начинает пританцовывать.
— Мы оба знаем, что ты дэнс-машина, Джегз.
— Это не та Саша, которую, как я думал, знаю, — говорит он мне.
— Нравится только та Саша, которая не умеет веселиться? — спрашиваю я.
— Думаю, мне нравятся обе, — отвечает он. — Ты милая и чертовски восхитительная, несмотря ни на что.
От алкоголя, струящегося в крови, или нет — от слов этого мужчины, мои щеки начинают гореть. Journey заканчивают петь, и начинается песня UB40 — «Red Red Wine».
— Я люблю эту песню!
Пока я наслаждаюсь моментом, Джегз дарит мне пугающе серьезный взгляд, будто пытается прочитать по глазам мои мысли. Руками он обхватывает мое тело и с силой притягивает меня к себе и к своему все еще очень возбужденному органу — о нем я почти забыла. У него, должно быть, точно яйца посинели. Я пытаюсь не думать об уткнувшемся мне в живот жезле, когда он опускает подбородок на мое плечо, и мы начинаем медленно раскачиваться.
— Я сожалею, что предложил тебе сегодня отправиться домой с другим. На самом деле, я этого не хотел, — говорит он.
Я не реагирую. Я бы предпочла просто продолжать танцевать и игнорировать всю эту дурацкую ситуацию, из-за которой едва не ушла домой с каким-то извращенцем, которому дала имя Питер.
Спустя пару секунд молчания, Джегз прижимает губы к моему уху и поет:
— Я был неправ, забыться мне поможет лишь одно… красное, красное вино, будь рядом со мной. Не оставляй меня одного, мое грустное сердце рвется на части.
— Ты на самом деле тоже не знаешь слов, не так ли? — хихикаю я, мыслями вернувшись на пять минут ранее, когда он прикалывался над моими вокальными данными.
— Без разницы. Мне нравится это ощущение, и я говорю именно о том, что чувствую сейчас.
Я отстраняюсь, соединяя все разрозненные кусочки воедино. Особенно те, что звучали как: «Не оставляй меня одного, мое грустное сердце рвется на части».
— Расскажи мне свои темные тайны, Джегз.
Он проводит по моей щеке большим пальцем, пристально смотря в глаза.
— Мы отложим их для трезвой ночи, — говорит он.
Это напоминает мне, что я пьяна и раньше не представляла себе, как это весело. А еще это означает, что у него есть темные тайны, как и я думала. Ему двадцать восемь лет, он переезжает с места на место и живет как бродяга.
— Логично, — отвечаю я.