Выбрать главу

Валерий Иващенко

Горький пепел победы

От автора

Человечество, равно как и другие расы, на самом деле материалисты в куда большей степени, нежели о том принято считать. Вот, все толкуют о душе, причём достигли в том немалых высот. А ведь почтить память об ушедших приходят всё-таки к месту последнего упокоения тела. Будь то скромный могильный холмик где-нибудь на погосте, или роскошные фамильные склепы эльфийских кланов, или даже высеченные в недрах монолитной скалы усыпальницы королей и героев подгорного народа - всяк приходит туда.

А всё-таки, наверное, таки правы были наши далёкие предки. Воистину велика была их мудрость, коль после себя не оставляли они своего тела. Величественно рдеющие погребальные костры через несколько лет сменялись степными травами, а могилой Морских Королей древности, о коих и до сих пор слушают легенды и баллады, было само море.

Ведь недаром, например, Ганди завещал не устраивать ему роскошных и пышных погребальных сооружений. Согласно его последней воле, прах сего достойного мужа был развеян над великой рекой.

Лучшая память об ушедших - именно память. Переживёт ли она тьму веков или исчезнет вместе с обветшавшими нелепыми гробницами, зависит от дел и свершений. Да, это так. Однако, есть и ещё одна причина, о которой люди знающие говорить не любят - а если и говорят, то скупо и весьма неохотно. Вроде то ли есть тропочка туда и даже обратно, то ли и вовсе, умеющие шастать по ней иногда рождаются.

Но что-такое древние определённо знали и умели…

Пролог

В ту благословенную пору, когда уже не донимают холода, но не наступила ещё удушающая летняя жара, всё это и случилось. А ещё вернее, началось. Небольшой приграничный городок Эрбис, удельное владение сиятельного барона и кавалера Огненной Подвязки его милости Эрбис, тогда утопал в нежно-лиловой кипени сирени. В садах и палисадниках уже загорелись первые ослепительно-белые звёздочки жасмина, и сама природа буйствовала, словно радуясь первому году мира. Ведь только этой зимою закончилась непонятная и страшная война, в которой обуянные жаждой крови все воевали против всех.

Оттого и понятно, что почтенные горожане, заслышав с околицы непонятный шум, первым делом по неистребимой привычке припомнили - хватает ли в погребах припасов, а в прикопанных тайных ухоронках тяжёленьких кувшинов с вовсе необычным для них содержимым? И только затем похватали кто что горазд из оружия да поспешили в нужном направлении.

По пути обыватели старательно посматривали во все закоулки и на зияющие пустотой останки неотстроенных ещё с войны домов. Однако ни грузных троллей с их наводящими ужас шишковатыми дубинами, ни закованных в ржавые от крови доспехи гоблинов они к своему облегчению не приметили. Мало того, вывернувшаяся из переулка Сонька-молочница заверила, что и елфы не пожаловали - уж она их отчего-то всегда загодя чуяла. И кроме единственной паразитки, ныне определённой на отсидку в подвалы баронского замка, в округе этих ушастых головорезов вовсе и нету.

Стекались они по пыльной кривоватой улочке к находящейся у околицы кузне, которую туда определил ещё прадед нынешнего барона из соображений "подальше от огня" и для удобства господ проезжающих. И когда набралось горожан мало не сотню, они почувствовали себя гораздо увереннее да прибавили оттого ходу. Ещё несколько дюжин шагов, и вот уже за крайними домами замелькали широкие поля с закатной стороны.

Городские стены развалили ещё в прошлую войну, когда их милость барон что-то не поделили с соседским графом Лестером. Потом остатки сооружения вроде бы как исчезли сами собою - зато в самом городе вдоволь прибавилось добротных каменных построек. Их светлость барон сначала лютовали, всё порывались восстановить, а потом только рукой махнули - против магика или ватаги троллей всё одно никакие стены не спасут.

Под утренним солнышком немного запыхавшиеся горожане увидали весьма примечательную картину, которую потом ещё долго обсуждали с недоверием да тем зябковатым ощущением вдоль хребта, которое смыть можно только добрым глотком пива. Да ведь, ненадолго - всё одно через некоторое время дрожь пробирала опять, к вящей и тайной радости Сима-пивовара да обоих содержателей городских кабаков…

У обочины уводящей на закат дороги по-прежнему стояла кузня, и даже потихоньку дымила. Только, рябой кузнец сейчас не оглашал округу звонкими ударами своих молотов и молоточков, а с весьма растерянной потной харей стоял под навесом. Рядом с ним обретались двое не менее хозяина закопчённых подмастерьев, и с видом немного помятым да испуганным зыркали на двух возящихся в пыли женщин. А уж вопили да ругались бабы так, что испуганная тишина затаилась где-то аж на дальней окраине небольшого городка, не зная куда ей и деться.

Одну горожане признали сразу. Рыжая до неприличия Мазуня, известная в Эрбисе не столько своею выпечкою, сколько доступным каждому желающему передком, азартно тузила грязную до неузнаваемости старуху. Приглядевшись, обыватели ахнули - в пыли под явно одерживающей победу пекаршей ворочалась старая портниха Ти, которая откуда-то всегда первой вызнавала все новости и сплетни, да охотно разносила по городу, каждый раз припоминая всё новые подробности.

- Шлюха рыжая! - сипло завопила Ти.

При этом она изловчилась, швырнула Мазуне в лицо пригоршню мягкой дорожной пыли. И пока та отпрянула да попыталась кое-как утереть глаза и проморгаться, старуха ловко вывернулась из-под неё и теперь уже в свою очередь ухватила соперницу за огненные патлы. Азартно пихнула в бок острой коленкой, опрокинула смазливою мордашкою вниз. Сухонький старушачий кулачок с удивительной ловкостью замелькал в клубах поднятой пыли, каждый раз с хряском соприкасаясь с ухом своей куда более молодой соперницы.

- Ах ты, лярва! - Мазуня кое-как прочихалась да размазала по лицу слёзы пополам с грязью, выдернула из-под старушачьего башмака прижатые тою юбки и в свою очередь принялась тузить обидчицу…

Только тут самые востроглазые да быстрые на голову из горожан, а потом уж и остальные, обратили внимание на чужака. Он спокойно сидел на отполированной задами старой колоде под навесом кузни, на которой так хорошо было погомонить да выкурить трубочку, пока кузнец выполнит работу. С виду он был молод, недурно скроен и к тому ж ладен собою. Не красавец, по коим сохнут молодые девчонки, а подчас и их старшие сёстры, но вполне ничего. Сидел и жмурился на утреннее солнышко, словно довольный жизнью котяра. Не портила первого впечатления и крепкая шпага, которая обреталась на боку пришлеца - уж мужчине оружие, особенно такое вот неброское но добротное, всегда к лицу. А вот то, от чего враз нахмурились лица горожан да побелели от напряжения их стискивающие оружие ладони, оказалось длинным чёрным плащом до пят - и по виду как бы не из драгоценного шёлка. В придачу к зловеще блистающему на левом кулаке хозяина кольцу магика, согласитесь, весьма и весьма плохо.

До урчания в сведённых холодными судорогами страха животах как плохо. Носить такое имели право только некромансеры, да и то не каждые. Потомственный, опытный и опасный как невесть что - таково оказалось первое мнение. В отчего-то равнодушных глазах вопреки их цвету первой зелени каждому почудилась если не смерть, то уж угроза её точно.

А потому толпа сбилась плотнее, ощетинилась остриями да медленно, потихоньку стала пятиться…

И неизвестно ещё, чем бы всё это окончилось, только сзади раздался топот копыт да голос их светлости, который подоспел из своего полуразрушенного замка и теперь без разбору лупцевал плетью всех подряд.

- А ну, дорогу дайте, смерды!

Крепкая привычка сбиваться в тесную груду, унаследованная предками бесчисленных поколений, повиновалась не враз. Хоть их светлость и потеряли на войне левую руку, отгрызенную гоблином-берсерком, да были вовсе не злые, но хлестать своих подданных барон принялся уже чуть ли не вполсилы. Знай полосовал по плечам и спинам нагайкой с вплетёнными в хвосты тяжёленькими кусочками олова. Отец его, отличавшийся на редкость крепкой статью, одним ударом такой семихвостки ломал на охоте хребет матёрому волчаре - но сын его людей всё же немного щадил.