Какие эмоции испытала она, когда поняла, что носит ребенка от Старка? Нет, не ужас и не панику. Их и в помине не было. Скорее это походило на чувство вселенского умиротворения, граничащего со счастьем. Все мрачное в ней улеглось, примирилось, озарилось теплым светом. В мире она была теперь не одна.
Паника охватила Ариадну, когда Калли невзначай за ужином сообщила ей «новость». Ари расплакалась, забегала по дому, проклиная и все на свете, и подлого мерзкого негодяя Лукаса Старка, и особенно себя. Потом упала перед Калли на колени и принялась снова просить у сестры прощения. Но когда заикнулась про аборт, то прикусила себе язык в буквальном смысле до крови: Калли наградила ее таким взглядом, которой по силе равнялся удару током в несколько тысяч вольт.
Ари от этого взора-молнии сразу притихла, ночь молчала, не спала. И вскоре уже сама мечтала о появлении племянника или племянницы. За пару дней она изучила все товары в магазинах для новорожденных и, кажется, принялась потихоньку прикупать милые младенческие вещички.
Но Калли, радуясь своему будущему малышу, терзалась от противной мысли, что Лукасу Старку станет известно о ее беременности. В этом крохотном городе ничего нельзя скрыть. Что сделает Старк? Более всего Калли боялась, что он ничего не сделает. И этого равнодушия она не перенесет.
Именно поэтому она решилась уехать. Куда — не важно, лишь бы подальше от мистера Лукаса Старка. Туда, где она о нем не вспомнит ни разу. Где сможет успокоиться и уговорить сердце молчать.
— Хелло, Лукас. Это Ари Саймон.
— Хелло, сладкая. Как дела?
— Все отлично.
— Ну конечно же. Тогда почему ты звонишь?
— Калли беременна.
Пауза. Вздох. Смешок.
— О! От кого, надо полагать, я могу не спрашивать?
— Точно.
— Но почему эту радостную весть мне сообщаешь ты, а не сама Калли?
— Она не хочет.
— Логично. Ну а ты зачем это сделала?
— Калли собирается уехать из города. Для нее это почти самоубийство. Я не хочу терять ни ее, ни ребенка. Вашего с ней ребенка …
— Чего ты хочешь от меня?
— Не дай ей исчезнуть.
В телефонной трубке опять возникла пауза, которая сменилась лукавым хрипловатым смехом:
— Знаешь, Ари, у тебя отлично получается подставлять свою сестру…
Розовая… С бантиком… Левая…
Калли с нежностью вертела в руках тапочку. Она унесла ее из лукасовской темницы. Тогда она не знала, зачем подняла ее, когда уходила. Взяла и все. И теперь левая розовая тапочка стала ее главным сокровищем.
Ее страшной розовой тайной.
Калли старательно прятала тапку от Ари, чтобы та, не дай Бог, не заметила ее и не выбросила (Ари вполне могла сделать подобное, причем из самых лучших побуждений). А когда Ари не было дома, Каллиста частенько извлекала тапочку из картонной коробки и подолгу смотрела на нее. До тех пор, пока капающие слезы не превращались в ливень. Тогда Калли вновь убирала тапку в коробку, коробку — в комод и принималась кружить по комнате, пытаясь успокоиться и перестать рыдать. Возвращаясь, Ари заставала ее неизменно улыбающейся, без всякого намека на пролившиеся слезы отчаяния.
Но сегодня звонок в дверь застал Калли врасплох. Она не ожидала визитов, а умчавшаяся Ари не должна была вернуться так быстро. От Айви она скоро никогда не возвращалась… Кто же это мог быть?
Калли поднялась и пошла открывать. Но прежде, чем снять цепочку, взглянула в дверной глазок и, пошатнувшись, чуть не упала. Она тихо прислонилась к стене и закусила губу, чтобы не сказать чего-нибудь вслух… нехорошего.
— Я знаю, что ты дома. И знаю, что ты дома сейчас одна, — донесся через дверь голос Старка. — Калли… мне очень не хочется ломать дверь.
Да, будет слишком много шума…
Калли открыла.
С тех пор, как они расстались, Лукас Старк совершенно не изменился. Лишь более явственно обозначились следы душевной усталости, углубились складки возле рта… Который ее целовал… Когда-то… Который так замечательно сейчас улыбался. Калли смотрела на губы Старка с дикой тоской.
— Я тебя не ждала, — сказала она мрачно.