Мне нужно было выиграть время, чтобы сообразить. И быть начеку.
– Скажете вы наконец, как вас зовут? Внимание. Это опять доктор Трота.
– Да вы же сами знаете.
– Если бы знал, не стал бы спрашивать.
– Костюм у меня отобрали. В кармане лежал мой паспорт.
Сказать-то я это сказал, а сам очень надеялся, что его там не было. Отправляясь утром на студию, я часто надевал другой костюм и в спешке забывал переложить паспорт и даже водительские права. Смутно мне вспомнилось, что вчера утром я поменял костюм. И если мне повезло, то…
Мне повезло.
– В вашем костюме мы нашли лишь немного денег и ключи от машины. Итак!
Я молчал.
– Не хотите сказать, как вас зовут?
Выиграть время. Продумать. Осторожно. Не спешить. ПИТЕР ДЖОРДАН ПОМЕЩЕН В ПСИХИАТРИЧЕСКУЮ БОЛЬНИЦУ. Боже правый, если газетчики пронюхают!
– Буду отвечать на ваши вопросы только в присутствии адвоката.
– Здесь командуем мы, а не вы. Вы были арестованы полицией в ситуации острой необходимости.
– В ситуации чего?
– В состоянии патологического опьянения вы вонзили нож в человека.
– Он умер?
– Тяжело ранен. Нож соскользнул по лопатке.
– Тогда мне тем более нужен адвокат. Я не потерплю, чтобы меня держали вместе с сумасшедшими!
Он встал.
В голосе его теперь зазвенел металл:
– Послушайте, вы, в этой больнице на одного врача приходится семьдесят больных. У нас нет места. И мы не можем предоставлять отдельные апартаменты любому доставляемому к нам полицией.
– Но и держать меня взаперти вместе с сумасшедшими не имеете права!
– Почему?
– Потому что я не сумасшедший.
– Вы в этом уверены?
Я сжал зубы и промолчал.
– Почему вы хотели заколоть того человека?
– Этого я вам не скажу.
– И как вас зовут – тоже?
– Тоже!
В этот момент дверь открылась и в комнату вошел пожилой врач в белом халате и с таким же усталым лицом, как у доктора Троты. Он кивнул коллеге и присел к столу. Он не произнес ни слова, но пристально ко мне приглядывался. Предоставил вести допрос доктору Троте. И тот опять взялся за меня:
– Итак, вы не желаете назвать нам свое имя.
– Нет!
– Но, может быть, вы согласитесь ответить, сколько будет дважды два?
– Шестнадцать, – ответил я в приступе бешенства, вновь охватившего меня. С моей стороны это было грубейшей ошибкой. С этого момента тон его заледенел.
– Вы весьма заблуждаетесь в оценке своего положения. Согласны ли вы, чтобы я вас обследовал? Да или нет?
– Обследовать – меня?
– Да-да, вас. Ваше психическое состояние. Вы, разумеется, больны тяжкой формой алкоголизма, это я вижу без всякого обследования. Язык у вас заплетается.
Что? Я говорил совершенно четко и ясно!
– Руки у вас дрожат. Тело в треморе. По моему мнению, вы на пороге белой горячки.
Я посмотрел на себя сверху вниз. Тело и вправду в треморе. Руки в самом деле дрожали. Я заметил, что и язык перестал меня слушаться.
– Можно я… можно мне присесть?
– Пожалуйста. Обследование нужно для того, чтобы установить, только ли вы алкоголик или еще и невменяемый. От этого зависит, в какое отделение вас поместят. То есть обследование соответствует и вашим интересам. В пять утра – когда вас доставили к нам – вы были в таком состоянии, что мы не могли вас обследовать. А в третьей палате нашлась одна свободная койка.
– Обследуйте меня, – сказал я.
Обследование заняло полчаса. Доктор Трота велел мне нарисовать дерево, сложить треугольники, пройти по черте, нарисованной на полу мелом, и задал множество вопросов. При этом я допустил смешные промахи – вероятно, потому, что не выспался и хмель еще не прошел. Например, не мог сложить из треугольников квадрат, а идя по меловой черте, грохнулся на пол.
– Составьте фразу из слов: охотник, выстрелил, заяц, убить и попал.
Я сказал:
– Охотник выстрелил в зайца и убил его. – Только потом я сообразил, что надо было сказать: «Охотник выстрелил, попал и убил зайца». Я закричал: – Минутку, минутку. Я ошибся. Надо не так.
– А как?
– Вот как… – Но тут оказалось, что я забыл слова, из которых должен был составить фразу, и мне было стыдно в этом признаться.
– Ну, так как же?
– Я… не знаю…
Доктор задал мне еще несколько задач, потом позвал санитаров и сделал им какой-то знак. Они повели меня дальше, в глубь коридора, и остановились у зеленой двери. Перед ней стояла скамья. Мы с санитарами уселись и ждали полчаса. После чего дверь открылась, из нее выглянул писарь и приглашающе кивнул головой. Санитары помогли мне встать, так как я за истекшее время совсем ослаб и опять почувствовал, как внутри у меня растет страх. Я не мог уже ни думать, ни ходить без поддержки и был благодарен санитарам за то, что они меня вели.
В этой комнате стоял стол и несколько кресел. За столом сидел тот пожилой и усталый врач, который молча наблюдал за мной, когда доктор Трота меня обследовал. Доктор Трота сидел рядом, слева от него. Справа сидел писарь.
Пожилой врач сказал, листая бумаги в какой-то папке:
– Садитесь. – Санитары усадили меня. – Знаете ли вы, где находитесь?
Я кивнул.
– Знаете, как сюда попали?
– Арларларарлар…
Доктор Трота что-то шепнул своему пожилому коллеге, и тот кивнул.
– Сегодня ночью вы были арестованы нарядом полиции при покушении на убийство в состоянии патологического опьянения. Из участка пожарные привезли вас сюда. В таких случаях обычно подключается пожарная команда. У них больше опыта с… такими, как вы. Вы понимаете, что я вам говорю?
Я кивнул.
– Вам очень плохо?
Я кивнул.
Доктор Трота сказал:
– Потерпите еще немного. Через несколько минут вам дадут снотворное.
Пожилой сказал:
– Я – окружной врач. Фамилия моя Хольгерсен. Согласно закону – вы действительно улавливаете мою мысль? – в каждое заведение такого рода каждое утро обязан приезжать окружной врач. Я каждое утро приезжаю сюда. Мой долг – решить вопрос о дальнейшей судьбе новоприбывших, в первую очередь в особо острых, экстренных случаях.
Вот, значит, что я для них. Особо острый, экстренный случай.
– Перед этим пациентов обследует здешний врач. По результатам этого обследования и по моему собственному впечатлению я должен решить, соответствует ли пребывание нового пациента в закрытом лечебном заведении интересам общества или нет. – Хольгерсен взглянул на лежавшую перед ним бумагу. – Заключение доктора Троты весьма неблагоприятное, равно как и мое собственное впечатление. В последний раз вас спрашиваю: вы скажете нам, как вас зовут?
Я отрицательно помотал головой.
– Есть у вас родственники?
Я опять помотал головой.
– Бывает, что люди из страха или стыда не хотят открыть свое имя. Но родственники разыскивают их. И в конце концов мы все выясняем.
– Адвоката, – с трудом выдавил я.
– Вы хотите адвоката?
Я кивнул.
– Вы его получите. Слава Богу.
– Примерно через месяц, – добавил Хольгерсен.
Я чуть не упал с кресла – спасибо санитары поддержали.
– Итак, я подвергаю вас временному принудительному содержанию в этом лечебном профилактории.
– Не можете вы так поступить!
– Могу и должен. Пока мы не знаем, кто вы такой, а главное, при том состоянии, в каком вы находитесь, нельзя провести судебный процесс, как положено.
– Судебебеб…
– По мнению доктора Троты и по моему собственному, вы находитесь непосредственно перед приступом белой горячки, если вам это что-нибудь говорит. Если будете вести себя благоразумно и слушаться врачей, через месяц посмотрим, что делать с вами дальше.
– А что со мной можно делать?
– Закон дает нам право держать вас здесь до шести недель. В течение этого срока судья должен решить вашу дальнейшую судьбу – на основании полученной к тому времени медицинской экспертизы.
Слюна потекла у меня изо рта, и что-то теплое, влажное побежало сзади по шее. Я дотронулся до шеи рукой. То была кровь из раны на затылке.