— Странно все это, ты не находишь? С ним ведь такого раньше не было? Я имею в виду этого снайпера.
— Ты прав. Но, сам видишь, что бывает с людьми. Ни на кого нельзя положиться. Что предложишь дружище? — спросил полковник.
— Зона окружена?
— Да. Немцы в тесном кольце, никто не выйдет. Но, и мы пока не можем проникнуть туда, и узнать, что же все-таки там происходит, — сказал Дехтерев.
— Это ненадолго. Предлагаю дождаться рассвета, когда все осветится, и понаблюдать за обстановкой в бинокль, а затем уже будем думать, как обратно вернуть штаб.
— Хорошо, я согласен. У меня-то и выбора нет. Полегло моих ребят уже несколько десятков, не считая штабных офицеров, что на дежурстве были. Не бомбить же собственный штаб. Я рад, что ты вновь со мной, Тарасов.
Тарасов взял бинокль, и вместе с полковником и двумя солдатами заняли удобную позицию в одном из окопов — для наблюдения за недавно принадлежащим им штабом. Первые лучи солнца осветили туманный горизонт.
— Не понимаю, — сказал Тарасов.
— Что? — спросил полковник Дехтерев.
— Я не вижу немцев. Судя по тому, сколько они отбили атак, их должно быть не менее 30 человек, но…
— Что? Говори Тарасов. Есть идеи?
— Да. С юга надвигается небольшой туман, он уже покрыл часть строений штаба. Думаю, что через каких ни будь 30–40 минут туман увеличится, и мы сможем сделать вылазку к неприятелю.
— Это хорошо, — произнес Дехтерев.
Так и произошло. Через 50 минут, когда клубни тумана частично закрыли здания, майор вместе с полковником и еще шестью солдатами, под прикрытием белой полосы тумана, добрались до зданий штаба, а затем проникли через окно внутрь.
На полу лежало несколько трупов советских солдат. Немцев не было видно. Команда во главе с Тарасовым двигалась медленно, осматривая каждый угол помещений. Впереди, почти бесшумно шел Тарасов. В следующем помещении они обнаружили двух бездыханно лежащих на полу немецких солдат. Пройдя еще несколько комнат, они увидели аналогичную картину — трупы немецких солдат в камуфляжной форме.
— Без единого выстрела, — удивился Тарасов.
— Так это же здорово. Штаб наш, — сказал улыбаясь, полковник.
— Это странно, ты не находишь?
— Что странного? Мы ведь захватили наш штаб, — полковник снял каску. — Признаюсь, я рассчитывал на серьезное сопротивление фрицев. А тут лишь только трупы. Сами подохли.
— Тебе полковник, не кажется это странным? — сказал майор Тарасов. — Что или кто их убил? Их тела не пострадали от пуль, но они и не дышат.
— Мне все равно как, главное, что они мертвы, а штаб вернулся в наши руки. Готовь дырочку на мундире. За это тебе еще медаль дадут, — сказал полковник. — А на счет фрицев, пусть наши медики изучают, от чего эти фрицы умерли. Хоть отравились от яда, когда нас увидели. Хотя, конечно, язык бы нам не помешал. У них ведь рация была. Вот она, разбитая. — Он пнул ее ногой. — Наверняка своим сообщили о выполнении задания. Сволочи.
На рассвете в штаб прибыло несколько генералов. После осмотра штаба, было решено отправить несколько трупов немецких солдат в лабораторию научного института — для выявления причины их внезапной смерти. Через сутки профессор НИИ (научно исследовательский институт) вызвал к себе в кабинет Тарасова.
— Это вам поручено, отчет подготовить о смерти немцев? — спросил профессор.
— Да, это дело поручили мне, — ответил майор Тарасов.
— Мы провели ряд опытов и сделали вскрытие трупов. Я готов с вами поделиться результатами.
— Я вас внимательно слушаю.
— Первое, на что мы обратили свое внимание, так это лица трупов немецких солдат. Они были все с ужасающими выражениями лица, мимические мышцы свело сильной судорогой, как будто перед смертью они испытали какой-то ужас или боль. Их зрачки сильно расширены. По началу, мы подумали, что это действие какого-то парализующего и быстродействующего газа, но после ряда исследований их лёгких, а так же анализа крови, мы не обнаружили ни газа, ни каких-либо отравляющих средств. Ядов то же не было.
— От чего же тогда они умерли? — спросил Тарасов.
— Они умерли от внезапной остановки сердца. Удалось установить, что в их крови находилось много норадреналина. Его концентрация в крови превышала норму в 200 раз.
— То есть, профессор, они умерли от перевозбуждения? — спросил Тарасов.