Автомобиль резко занесло в сторону, и он чуть было не слетел в придорожную канаву. С трудом вывернув руль и удержав машину на дороге, Делия постепенно снизила скорость и в конце концов остановилась на обочине. Поиски за сиденьем, под ним, между сиденьем и дверцей не дали результатов. Сумочка исчезла.
Некоторое время Делия сидела неподвижно и, стиснув челюсти, пыталась сосредоточиться. Она совершенно не сомневалась, что, выходя из машины возле конторы Джексона, оставила сумочку на переднем сиденье. Значит, ее стянул какой-то прохожий.
Она просто жалкая, безалаберная растяпа, всегда ею была и такой, видно, останется впредь.
Револьвер когда-то принадлежал ее отцу. Она искренне, всем сердцем хотела использовать именно его в качестве орудия мести за все несчастья, обрушившиеся на семью Бранд, намеревалась покарать зло, которое стало причиной самоубийства ее матери. Хотела! Намеревалась! Делия еще сильнее сжала челюсти.
Что бы ни говорил Тайлер Диллон, что бы ни утверждал дядя Куин относительно судороги в указательном пальце, они оба ошибаются, и еще как!
И тем не менее факт остается фактом: она забыла сумочку с револьвером на сиденье автомобиля, припаркованного на оживленной улице, и, вспомнив, не вернулась за ней. Разве кто-нибудь, кроме безмозглого идиота или низкопробной кривляки, мог бы поступить подобным образом?
И как теперь быть? Револьвер отца пропал. Возмездие должно свершиться этим вечером — такое бесповоротное решение она приняла. Что же теперь предпринять? У Делии заломило крепко стиснутые челюсти. Припав лицом к скрещенным на руле рукам, она горько заплакала. Это были ее первые слезы после похорон матери. Она плакала тихо, время от времени глубоко вздыхая, когда легкие требовали воздуха, грозя удушьем. Возможно, под влиянием отчаяния и горя она согласилась бы сейчас умереть, прямо у дороги, на глазах проезжавшей публики, бросавшей в ее сторону любопытные взгляды, однако для этого было мало одного лишь мимолетного желания.
Когда Делия снова выпрямилась, с лицом и руками, мокрыми от слез, ей уже стало как-то все равно. Не найдя ответа на главный вопрос, связанный с практическим осуществлением плана возмездия, она тем не менее обрела решимость довести до конца по крайней мере одно начатое дело. Отпустив тормоза и включив скорость, девушка надавила на педаль газа, и автомобиль рванулся с места.
Через десять миль она снизила скорость и свернула направо, на посыпанную гравием ухоженную дорожку, и скоро проехала под огромной каменной аркой, с высеченной наверху крупными буквами надписью: «Ранчо «Какаду». Так называлась забегаловка в Шайенне, где Лемюэль Саммис когда-то давным-давно познакомился со своей Эвелин. Разбогатев, он купил в чудесной долине тысячу акров лучшей земли, построил роскошный особняк и назвал свои владения в честь той закусочной. Как утверждали злые языки, он сделал это для того, чтобы жена постоянно помнила о своем низком происхождении. Но это не соответствовало действительности. Просто Лем Саммис отличался некоторой сентиментальностью. Слов нет, по пути к известности и богатству он не особенно церемонился — разорил и грубо столкнул с дороги немало своих сограждан. Угрызения совести не значились в перечне его достоинств, и тем не менее он был не чужд сентиментальности.
Цветы пестрели яркими красками, поливочные устройства разбрызгивали живительную влагу, аккуратно подстриженные газоны радовали глаз сочной зеленью. Остановив машину на дороге в ста ярдах от дома, Делия пошла дальше пешком. Навстречу ей выскочили три или четыре собаки. Тучная женщина с тройным подбородком, оставив попытку дотянуться до ветки сирени, строго прикрикнула на них. Делия поздоровалась с ней за руку.
— Я не видела тебя уже целую вечность, — сказала Эвелин, окидывая девушку взглядом с головы до ног. — Ты плакала? Что случилось?
— Ничего серьезного, просто так. Я приехала поговорить с мистером Саммисом.
— Но сперва мы выпьем чаю. Это взбодрит тебя.
Пойдем на веранду… Да пойдем же, не отказывайся. Из немногих приятных вещей, которые дает нам богатство, мне больше всего по душе этот чай после полудня. И конечно, сандвичи с индейкой и картофельный салат… Пит! — крикнула Эвелин во всю мощь своих голосовых связок, и перед ней мгновенно вырос китаец.
К своему удивлению, Делия стала есть с аппетитом. Сандвичи и салат оказались превосходными.
Скоро к их обществу присоединился Лемюэль Саммис. Его сопровождал усталого вида мужчина, в котором Делия узнала уполномоченного штата по общественным работам. Несмотря на то что миссис Саммис без умолку болтала, это нисколько не мешая ей налегать на сандвичи и салат, и Делия уже начала опасаться, что послеобеденный чай незаметно перейдет в ужин.
В конце концов Лем Саммис, разделавшись с третьим коктейлем, поднялся.
— Ты хотела поговорить со мной, Делли? Пойдем-ка в дом.
Девушка последовала за ним. Только он и покойный отец звали ее «Делли».
Они уселись в комнате с резным письменным столом, шкафами, полными книг в роскошных переплетах, с четырьмя оленьими головами, изготовленными дядюшкой Куином. Со своим старческим худым лицом, обветренной и прокаленной безжалостным солнцем кожей и пронзительным взглядом внимательных глаз, Лем Саммис выглядел как олицетворение Вайоминга. Большим и указательным пальцами он достал из переднего маленького карманчика брюк небольшой цилиндр, по-видимому золотой, внешне похожий на патрончик для губной помады, снял колпачок и вытряхнул на ладонь зубочистку. Когда он принялся ею орудовать, то в глаза бросились его белые, как у молодого койота, зубы.
— Индейка застревает в зубах хуже цыпленка или говядины, — заметил он, усердно ковыряя зубочисткой. — Что у тебя на сердце, Делли? Мне нужно еще обсудить кое-какие важные дела с тем типом, который пришел со мной.
— Речь идет о Кларе.
— Что с ней приключилось? Неужто заболела?
— Она потеряла работу. Джексон уволил ее.
Рука старика с зубочисткой замерла в воздухе.
— Когда? — спросил он.
— Вчера. В субботу ее последний рабочий день.
— За что?
— Джексон утверждает, что они не сошлись характерами и что Кларе будет лучше где-нибудь в другой фирме. Я виделась с ним сегодня, и это его собственные слова. Однако, на мой взгляд, он хочет вместо Клары взять кого-то еще… Не знаю кого, да и знать не желаю. Но всем известно его пристрастие… к женщинам.
— В твоем возрасте, Делли… — несколько смутился Саммис. — Право, не думал, что подобные слухи…
— Да, мистер Саммис, — едва заметно улыбнулась Делил. — В таких вопросах вы очень щепетильный человек, и мне не следовало упоминать об этом…
Я сразу же предположила, что вам неизвестно об увольнении Клары. Когда я пригрозила Джексону, что обращусь к вам, и ему сделалось явно не по себе, то я уже больше не сомневалась в правильности своей догадки. Джексон, кроме того, заявил, что он является боссом и управляет конторой. Что тоже довольно странно. Я всегда считала реальным владельцем фирмы вас, даже когда на дверях висела вывеска: «Бранд и Джексон».
— Значит, он считает себя боссом, а?
— Он так сказал.
Откинувшись на спинку кресла, Саммис втянул воздух открытым ртом и тем же самым путем с шумом выпустил его наружу, причем длительность произведенного звука свидетельствовала об отличном состоянии легких. Глаза по-прежнему смотрели молодо и зорко.
— Делли, детка, объясни мне, пожалуйста, — проговорил Саммис, будто прося об одолжении, — как я и моя дочь Эми могли попасться на удочку этому ядовитому червяку, Дану Джексону?
— Право, не знаю, мистер Саммис.
— И я тоже. И, видимо, никогда не узнаю.
Выпятив губы, старик задумчиво смотрел на зубочистку.
Через несколько секунд Делия осмелилась напомнить:
— И насчет Клары…
— Да, конечно. И у него хватило наглости уволить дочь Чарли Бранда! Однако вся сложность в том, что я собираюсь совсем отойти от дел. Мне скоро стукнет семьдесят, и уже тяжело соперничать с кучей энергичных молодых дельцов, вторгающихся в наш бизнес. Особенно много хлопот доставляет эта женщина — ты знаешь, кого я имею в виду, — которая переманивает моих людей, предлагая им более выгодные условия. Как я слышал, она недавно вернулась и затевает новый бракоразводный процесс. Мне уже трудно держать все под контролем.