— Мой юный судья, — сказал ему однажды каймакам, — лучше бы ты занимался своими делами... Ну зачем тебе эта затея с электричеством?.. Судья ты или председатель муниципалитета? С какой стати утруждать себя всем этим?
В душе Ахмед был согласен с ним, но ответил, что дело это касается всех жителей и необходимо трудиться сообща. Кадыбаба был на стороне каймакама, ему не нравилось, что Ахмед выступил зачинателем этого дела. Он считал долгом своей совести наставить на путь истинный будущего зятя. «Дитя мое, — говорил он, — электричество, действительно, хорошая вещь. Особенно для тех, кто, подобно тебе, любит читать... Дочь моя тоже все время твердит: «Вот если бы у нас было электричество, сидела бы да читала...» Но ведь бюджет муниципалитета составляет всего две с половиной тысячи лир. А разве можно строить подобные фантастические планы в расчете на какие-то пожертвования?»
Ахмед не слушал их. Мозамбик медленно, но уверенно двигался к свету.
Огорчало Ахмеда только одно: он не мог видеть Седеф, когда хотел. Девушка училась с большой охотой, но уроки посещала нерегулярно. Случалось, что Ахмед не видел ее по нескольку дней. Стремясь застать девушку, когда она подметает его комнату, Ахмед частенько откладывая свои дела, спешил домой. И бывал по-настоящему счастлив, когда, войдя к себе в комнату, видел Седеф, листающую одну из его книг. Так беззаботно счастливы бывают лишь молодость да птицы.
— Разве тебе интересно смотреть книги без картинок? — иногда спрашивал он девушку.
Седеф, смело глядя на него черными глазами, отвечала:
— Я ищу в них буквы, которые уже знаю.
— Находишь?
— Да.
Потом, раскрыв книгу наугад, показывала знакомые буквы. Она знала уже четырнадцать букв — от «А» до «К». Ахмед получал большое удовольствие, заставляя ее находить эти буквы в длинных фразах. Написав на листке бумаги «я люблю тебя», он, радуясь словно ребенок, говорил девушке:
— Ну-ка, найди буквы, которые ты знаешь.
В этой фразе она знала лишь «Б» и «Е».
Хотя Седеф и не могла еще прочесть этой фразы, Ахмед без конца писал ее и маленькими, и прописными буквами, и печатными. Он испытывал огромное наслаждение от этой игры. Ахмед радовался тому, что, не унизив себя перед девушкой, может высказать свои чувства, тешил свою гордость тем, что с видом победителя писал девушке «я люблю тебя» — признание побежденного.
Иногда, увлекшись разговором, они забывали о занятиях.
— Ты довольна, что учишься читать? — спрашивал Ахмед.
— Да.
— Через месяц мы закончим алфавит... Тогда ты сможешь читать книги.
— Правда?
— Конечно... Я заказал для тебя интересную книгу с картинками... Будешь читать ее — еще больше всего узнаешь.
— Что узнаю?
Ахмеду хотелось рассказать Седеф, что мир — это не только Мазылык. Но Седеф, словно угадывая его мысли, меняла тему разговора:
— Вам здесь скучно!
— Где?
— В Мазылыке.
— Почему ты так думаешь?
— Горожанам не нравится жить в деревне.
— Кто тебе это сказал?
— Мой дядя, который живет в Адапазары, часто ездил в Стамбул. Он говорил...
— Твой дядя неправ... Везде можно найти что-то хорошее. Адапазары тоже большой город; раз ты там жила, значит, и ты горожанка...
— Дядя рассказывал, что Адапазары по сравнению со Стамбулом такой же маленький, как Мазылык.
— Ну нет. В Адапазары есть электричество, места развлечений, магазины.
— Но в Стамбуле по-другому, правда?
— Может быть, в Стамбуле и по-другому. Но почему, когда мы говорим о городе, ты непременно вспоминаешь Стамбул? Ведь Конья, Кайсери, Нигдэ тоже большие города.
— Говорят, в Стамбуле громадные-прегромадные мечети.
— Видимо, твоему дяде очень нравится Стамбул.
— Да... очень...
— Почему же он не живет там?
— Там, говорит, нет картофельных полей...
— Вот видишь! Громадные мечети есть, а картофельных полей нет... В этом-то и дело. Если ты так же умна, как твой дядя, Седеф, ты быстро научишься читать...
VII
Радость, как и горе, не приходит одна. В тот же день Ахмед получил два письма, очень обрадовавших его. Его товарищ, живший в Анкаре, сообщал, что вопрос о повышении Ахмеда находится на утверждении в высших инстанциях. Заработок его повышался со ста одиннадцати лир семидесяти семи курушей до ста двадцати пяти лир шестидесяти трех курушей. Прибавка — четырнадцать лир, а это значит, что он сможет покупать пять-шесть новых книг.