Попыталась подняться и, охнув, согнулась обратно, будто древняя старуха. Руки и ноги слушались так плохо, что едва смогла добраться до кровати. Все тело кололо мелкими иголочками от долгого сидения в неудобной позе. И когда я успела включить свет?
В затылке вдруг резко заломило, заболело, в глазах заплясали темные мушки, а из носа потекла кровь.
— Черт, — выругалась я и поплелась в ванную, стараясь не залить собственные рисунки.
Холодная вода помогла остановить кровотечение и успокоить лихорадочно горящие щеки. Но тупая боль, поселившаяся где-то внутри головы, не собиралась никуда уходить. Поэтому я не стала ничего убирать или пытаться привести в порядок. Сил только и хватило на то, чтобы доползти обратно до кровати и, даже не раздеваясь, укрыться одеялом и провалиться в глубокий сон без сновидений.
ГЛАВА 14
Утром я резко проснулась и подскочила, как ошпаренная. Все та же комната, все те же серые стены, только теперь возле кровати неровным веером лежали мои рисунки и рассыпанные карандаши. Закрыла глаза, пытаясь представить какую-нибудь сцену из далекого прошлого. И воспоминания послушно возникли в голове. Я сделала это.
Именно сейчас очень остро ощутила, что это гиблое место начало влиять на меня с самого первого дня. Глушило эмоции, отбирало по капле силы. Ведь за все это время я вспомнила о родных от силы несколько раз и даже не слишком активно возмущалась, что не получается связаться с ними. А стоило сразу насторожится. Но я все списала на депрессию. И только теперь поняла, как сильно это отличалось от меня настоящей.
От облегчения хотелось плакать и смеяться, хотелось прокричать об этом на весь город. Но нельзя. Пока эта маленькая победа будет только моей.
— Теперь никто не сможет меня заколдовать, — шептала я злорадно, приклеивая альбомные листы к стене над кроватью кусочками бумажного скотча. — Теперь это мой личный Форт-Нокс.
Рисунки будто были живыми. Яркие, выразительные, теплые, причем в самом прямом смысле этого слова. Казалось, еще чуть-чуть, и изображенные на них люди улыбнутся, задвигаются, послышится чужой смех и непринужденная болтовня. Что это такое? Моя собственная магия? Созданные мной самой якоря, способные удержать свет, удержать помять и личность? Не поэтому ли я чувствую себя сейчас удивительно бодрой и мыслю очень ясно? И не поэтому ли колокольчики в вазе никак не завянут? Это ведь не может быть просто совпадением. Именно рисунок букета помог справиться с тем жутким ночным нашествием. Но как именно? Потому что я вложила в него положительные эмоции? Или часть собственной памяти? Или дело в человеке, который подарил букет? Раньше я никогда не замечала ничего подобного за своими картинами.
Все это обдумывала, пока в старом чайнике на кухне закипала вода. Мерное бульканье помогло успокоится и собраться с мыслями. Допустим, здесь, в Гленмаре, я обрела какую-то странную силу. Допустим, откуда она взялась, мне не очень интересно. Но вот могу ли я использовать это, чтобы побороть чары мистера Морта? Может ли мое влияние распространяться на других людей? Да, собственные воспоминания намертво въелись в бумагу. А если нарисовать картину другому человеку? Попросить описать самое счастливое, самое запоминающееся событие, попытаться схватить его чувства и перенести на альбомный лист. Но кого бы использовать в качестве подопытного?
Портрет Аннабель Морт получился совершенно обычным. Оно и понятно, в процессе творчества я не хотела ничего такого. Хотя, если вспомнить эмоции, с которыми его рисовала, я не удивилась бы, если бы нарисованная копия Аннабель вылезла из рамы и пошла душить свой оригинал.
Эрик? Нет, слишком рано. Что-то подсказывало, я должна знать наверняка, что этот способ сработает, и рисовать, полностью уверенной в своих силах, без каких-либо колебаний.
А вот Барбара Брук… Может, удастся найти в ней хотя бы отголосок настоящего прошлого? Может, процесс еще не стал необратимым. Решено, буду рисовать именно ее.
Быстро позавтракав, собрала альбом, карандаши и вышла из дома. Хотела уже почти бегом бросится на площадь, пока Августа не выползла из своего жилища, но, спускаясь с крыльца, вдруг заметила какое-то непривычно цветное пятно в зарослях белых асфоделусов у дорожки.
А там вырос цветок, которого в Гленмаре я раньше нигде не замечала. Вызывающе-яркий, удивительно красочный, он казался кровавой вспышкой посреди призрачно-бледных красок асфоделусов. Крупные зеленые листья, сочные и плотные, и высокий крепкий стебель, увенчанный пушистой красно-пурпурной метелкой. И откуда он здесь взялся?