Ну, я поорал, конечно, а что делать. Поехал. А потом, когда письмо пришло про то, что у мамки новое обследование, батек занят на работе, так что, ура-ура, мы взяли тебе путевку на вторую смену, а дядя Рома, который привезет продукты для второй смены, передаст тебе десять рублей, купи себе чего-нибудь, – даже орать не стал. Не на кого. Да и толку-то орать. Судьба у меня такая и возраст такой, вечно пионерский. До десятого класса, видимо, будут посылать куда подальше, чтобы под ногами не путался.
Лагерь оказался не прекрасным, конечно, но и не ужасным. Его устроили прямо в здании средней школы станицы Фанагорской Темрюкского района Краснодарского края: вынесли из большинства классов парты и стулья, поставили кровати – вот вам и пионерлагерь «Юный литейщик» на три кирпичных этажа, с лысоватым футбольным полем, жестяными душевыми во дворе и отдельно стоящим беленым вонючим сортиром на четыре очка в каждом крыле.
Всякий недостаток тут уравновешивался достоинством – и наоборот.
Купался «Юный литейщик» несколько раз в неделю – зато на загашенном пляже с сырой травкой и коровьими лепешками.
Море игривое, но чумазенькое: вылазишь – и солому с тиной с себя снимаешь пять минут. Рядом со школой-лагерем, через диковатый парк, обрыв, под ним море побуйнее, знай набивает раздутые белые кулаки о корявые скалы. Нам к обрыву соваться запрещалось настрого. Там и местные тоже не купались. Да они вообще почти не купались, дебилы.
Природа прикольная: все очень зеленое и очень пыльное. А заборы богаче домов.
Абрикосы и грецкие орехи росли прямо у дороги, по которой мы ходили купаться, но были отчаянно неспелыми, к тому же местные суровые дедки выдвигались из-за заборов, чтобы поорать насчет проклятых камазовских.
Проклятые камазовские были нормальные – старшие отряды малость борзые, младшие малость надоедливые, девки вредные, но никто особо друг до друга не докапывался, про «какой комплекс» интересовались исключительно для поддержания дружеской беседы, праздники вроде Дня Нептуна готовили всей толпой и проводили душевно и весело.
Трижды в неделю дискотеки – под очень скудный набор мелодий, собранных причудливыми стараниями Петровича. В остальные вечера младшие смотрели диафильмы, даже я разок сходил. Чем-то притягивал довольно дурацкий ритуал смирного сидения в темноте перед растянутой на стене простыней и чтения выученных наизусть титров к выученным наизусть картинкам – ну и косого разглядывания девчонок сквозь извилистые тени и полыхающие в луче проектора пылинки. Полыхали, к сожалению, не только пылинки: сеанс кончился тем, что салажата, перематывавшие пленку, заспорили о ценности очередного кадра, и красивые шоколадные амебы сожрали спорную картинку, в секунду превратив ее в ярко-белый прямоугольник под вонь жженого пенала. К середине смены салаги извели весь запас диафильмов – зато обеспечили себя запасом дымовух.
Экскурсии стандартные – в Керчь и Новороссийск, на Малую Землю. Я в прошлые годы там все наизусть выучил, зато теперь вот купил две бутылки пепси-колы и – еще раз зато – расколотил горлышко, когда сбивал крышечку о ножку сиденья. Все равно выпил, конечно, – аккуратно, сквозь зубы, – а потом несколько дней тревожно прислушивался к своим ощущениям: не проковыряли ли стеклянные крошки мой желудок изнутри. Крошки, к счастью, оказались ленивыми, ну или желудок луженым.
Будешь тут луженым. Кормили так себе. В смысле, не хуже, чем в школе, хоть и не сильно лучше, и порции примерно такие же – но здесь их как-то не хватало. Свежий воздух, физическая активность, море, все такое – мы, на радость далеким мамкам, исправно нагуливали аппетит, а столовка это не учитывала. Салаги нажирались, а я жил под свист желудка. Старшакам, наверное, вообще тяжко.
Поэтому я не то чтобы наябедничал, я никогда не жалуюсь и сдавать никого не обучен, вот, – но, когда по-хорошему спросили, ответил честно.