— Ну что же, — сказала Даринэ Атана закрывшейся двери, за которой исчез Вин, осчастливленный разрешением ходить к дому хранящих. — Будем сидеть в засаде. Рано или поздно главный защитник города вылезет и попытается принести очередное благо. Зараза. А ведь они действительно верят, что именно о благе и заботятся. И я забочусь о благе… Может, не нужно искать хранящего?
— Передумала?
Вопрос прозвучал весело, и глава совета вздохнула.
— Тоен? — спросила, глядя перед собой.
— Он самый, — ответил мужчина и появился перед ее столом, словно из воздуха соткался. — Плохая у тебя охрана. Меня ни один не заметил, а ведь это совсем простая иллюзия, динамическая только.
— Охрана, как охрана, — спокойно сказала женщина. — Если бы Вин не феерил эмоциями, тебя бы заметили. А так…
— А так кто-то мог подгадать и нашли бы в этом кабинете только твой хладный труп.
— Я могу о себе позаботиться. И амулеты ношу.
— Ладно, — махнул рукой мужчина. — Так что там с хранящим? Ты передумала?
— Нет! Ты его нашел?
— Не так быстро, красавица. Хранящий может прятаться лучше, чем я. Его сам город спрячет. Но я его найду и поймаю для тебя, не беспокойся. К сожалению, сейчас я к тебе пришел не поэтому. Ты знаешь, что в город вернулся один наш общий знакомый?
— Какой знакомый?
— Таладат, — мрачно сказал Тоен. — Сижу себе на крыше, никому не мешаю, на людей смотрю. И вдруг он. Я чуть не подавился. Вот уж кого не ожидал увидеть. И к чему бы это?
— Не знаю. Может, решил внять моим просьбам и поговорить с воспитанником о том, что героизм, конечно хорошо, но долго жить еще лучше.
— Воспитанником? — заинтересовался Тоен. — Откуда у него воспитанник? Ах, да, он же приволок откуда-то ребенка и назвал его созвучно Каиту. Что, что-то хорошее из мальчика с сильным именем выросло?
— Давай расскажу, а ты решишь, — предложила Атана. — Только дверь запру.
— Давай, — согласился мужчина, достал из кармана пустую трубку и стал вертеть ее в руках, о чем-то размышляя.
На Хията добрейшая и мудрейшая жаловалась долго и со вкусом. По ее словам выходило, что талантливый водник периодически пытается себя угробить, лезет куда не следует и занимается тем, до чего еще не дорос. С жалоб на занятия Тоен посмеялся, и Атана уточнила, что занимается магией, а не тем, о чем в первую очередь думают разные немолодые извращенцы.
На немолодых извращенцев Тоен обиделся, а может, просто сделал вид. Но напомнить о том, что он младше бывшей начальницы аж на целых три года не забыл. Атана сделала вид, что это ее не задело. Не хватает еще с ним разругаться.
— Знаешь, — сказал Тоен, не дождавшись ожидаемого скандала. — В молодости ты была решительнее. Заставляла всех ходить по струнке. Раздавала задания и подзатыльники. Орала так, что тебя на другом конце острова слышали.
— Попробуй его заставь, — проворчала глава совета, не упоминая, что орет она до сих пор. Просто не может сдержаться, когда совсем уж доведут.
— Ты мне это предлагаешь сделать? — удивился мужчина, улыбнулся и сунул в рот пустую трубку.
— Нет, — покачала головой женщина.
А то ведь он может пойти и попробовать. И кто знает, чем эта попытка закончится. Хият может учудить что угодно. Тоен, между прочим, тоже. Еще поубивают друг друга. Совершенно случайно.
— А знаешь, когда я думаю о всех приключениях твоего несносного мальчишки, мне в голову приходит одна мысль, — сказал мужчина, вытащив трубку изо рта. — Мне нужно на него посмотреть.
— Смотри, — разрешила Атана. — А что за мысль?
— Пока не скажу. Сначала мне нужно посмотреть и убедиться. Думаю, ты будешь удивлена.
Он опять улыбнулся, широко и обаятельно. Засунул свою любимую трубку в карман и разрешил открыть дверь.
Ушел Тоен спокойно и неспешно, о чем-то размышляя. Почему-то даже маскироваться и прятаться не стал. И к вечеру по городу поползли слухи, что Даринэ Атана запирается в кабинете с любовником. С красивым и наглым любовником. Его видели выходящим оттуда. А до этого не могли в кабинет войти, хотя и стучали долго, и ручку дергали, и прислушивались, не веря что там пусто. Наверняка Атана шумопоглощающее плетение навесила.
Кто именно стучал и видел, выяснить так и не удалось.
А за двухстороннее плетение глава совета пообещала отомстить своему бывшему подчиненному. При свидетелях пообещала. И тут же отложила месть на неопределенное время, попутно наорав на тех самых свидетелей.
Вин жаловался на жизнь. Наставнику жаловался. Причем жаловался не впервой и даже не замечал, что учитель его жалобы благополучно пропускает мимо ушей. Лицо у учителя было мечтательное, смотрел он на гибкие ветви кустарника, изредка переводя взгляд на ученика.
Походы к дому хранящих ничего Вину не давали, как он ни старался. Никакого ощущения города так и не появилось. Да это ощущение никто толком даже описать не смог. Может оно как раз есть, просто Вин не знает, что это оно самое. Вчера, например, полдня левая пятка чесалась. Ни с того, ни с сего. Вдруг это было начало ощущения, а он просто не знал как правильно реагировать. Так оно и закончилось ничем.
Тейка говорил туманно. Рассказывал многословно. И Вин с каждым днем все больше убеждался, что его теоретические знания ничего не стоят. Хоть бери и отправляйся в чужой город, чтобы поговорить с живущими там хранящими. Они бы смогли объяснить. Точно смогли. И вообще, поспешили тех послов на корабле отпустить. Сейчас бы они пригодились.
То, что учитель ничем не поможет, Вин понял еще три дня назад. И не разжалобишь его. Он ведь просил не ввязываться. Утверждал, что ничем хорошим это не закончится. Так что и помогать не станет. Потому что непослушный ученик обязательно должен провалиться и остаться ни с чем. Другим ученикам в назидание.
Так что учитель не поможет.
К сожалению.
И у Вина не оставалось другого выбора. Нужно было пойти к тому человеку и заставить его поделиться знаниями о хранящих. Он ведь знает. Наверняка знает. Но почему-то помочь не спешит.
Почему не спешит, Вину было не интересно. Чужие дела и заботы его вообще никогда не интересовали, особенно те, которые были препятствием к великой цели.
А разве стать настоящим хранящим цель недостаточно великая?
Таладат же наконец вернулся домой. Он с удовольствием прошелся по городу, рассматривая знакомые улицы и улыбаясь людям. Зашел в питейню, где посидел немного над кружкой пива. Пить ему на самом деле не хотелось. Просто приятно было слушать гул голосов, наблюдать за людьми и предаваться блаженному безделью.
Здесь ему не нужно было думать над тем, как именно он себя ведет. Не нужно было притворяться тем, кем он не являлся. Здесь его знали. И это было хорошо.
После питейни Таладат пошел к дому, до которого уже было рукой подать. Прошелся по дорожке, сорвав с ветви недозрелое яблоко. Открыл дверь, охранное плетение на которой узнало его и, возможно, даже обрадовалось. Зашел в гостиную и осмотрелся.
В этом доме ничего не изменилось. Все та же старая мебель. Солнце все так же светит в окна. Даже дорожки на полу все те же, только обтрепались еще сильнее.
И хозяев как всегда нет дома.
Точнее, нет тех хозяев, которые должны быть. Зато есть он, которого быть не должно. Обещал ведь себе дать мальчику года три на раздумья. Пускай все осознает и решит. Попробует силы, поймет, чего хочет и тогда можно будет рассказать одну сказку с плохим концом. Потому что тогда эта сказка особо на решение не повлияет. Оно уже будет принято, осознанно, взвешено и перевешено. А сейчас еще рано.
— И чего им неймется? — спросил Таладат у своего отражения, смотрящего на него из большого прямоугольного зеркала в серебряной раме.
А совету почему-то неймется. Причем сильно. Сначала они хранящих из других городов зовут. Потом ритуал проводят. Хорошо, хоть тот, что попроще. Могли ведь сразу начать со второго, сложного, чтобы наверняка.