Эй, Джони, постой! - окликнул Тони большого работника в клетчатой робе, но тот, не сказав ни слова, постарался усилить шаг и смешаться с толпой. Даже через задурманенный разум люди все равно были подвластны своим инстинктам, все опасались Тони, подозревая его причастным к событиям, незадолго начавшимся ранее, но этот момент был не единственным.
По бокам стеклянной колбы были установлены большие радио шлюзы, именно из них когда-то было объявлено о внезапной смерти Кинга. Кабинка была полностью автономной, там стоял свой собственный преобразователь воздуха и воды, также там был свет, стекла были хорошо бронированными, и вот из этого райского места по меркам наружной среды Эрик вышел и поверг всех в шок. Обычные трудяги поначалу не заметили ничего нового, они были погружены в работу, да и доза ВЦН не дала бы отвлечься ни одному даже под угрозой смерти. Но вот солдаты были шокированы, каждый стоял на своем посту, переглядываясь. Ни к одному из них Эрик не то, чтобы подходить, а даже не испытывал сожаления, когда того или иного солдатишку придавливало или кто-либо из них умирал естественной смертью. Но в тот момент он спустился по лифту, так как кабинка находилась высоко под потолком в своих белых туфлях и костюме. Он снял автоматическую защиту, которая скрыла его лицо при выходе из лифта, и шагнул в белом костюме в нечистоты находившиеся на полах .
Анна и Тони начали встречаться чаще и разговоры становились все более откровенными, а взгляды все более чувственными. Им обоим казалось, что вся планета подождет пока они вместе.
-Эй, Тони! - сказала Анна, как ты считаешь, если людей лишить последних благ, которые они сейчас имеют, они выживут, будут жить?
-Думаю, нет - удивленно сказал Тони, а почему ты спрашиваешь?
-Во мне просто горит исследовательский пыл - засмеялась Анна. Наши ученые борются с одним человеческим пороком и находят решение, как вдруг появляется другой, который мешает осуществить теорию идеального общества.
-Только представь, Тони, какова была бы жизнь, если бы мы искоренили лишнее. Ненужные инстинкты, такие как иерархический, инстинкт самосохранения, и продление своего генома. Только представь: не было бы междоусобиц, конкуренции, войн, забот и хлопот. Люди жили бы в идеальном обществе, где каждый член колонии живет на свое законом месте, не рвясь куда-то, не возжелает чужого. Я читала в одной старой потертой книге, она называется, Библия, насколько я знаю, эти книги сожгли когда-то, аналогов не осталось. Так вот, в ней говорится: Не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего своего. И не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни рыбы, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего. Я полностью согласна с этими словами, но, к сожалению, пока нам не удается этого сделать, мы рассматриваем, конечно, все варианты развития идеального общества, и первое - это дать людям все, что они желают там, где они есть. То есть, если твой отец был шахтер, то и все дети, которые произошли из этого рода, должны быть шахтерами, по-моему, справедливо. Как ты думаешь, Тони? - спросила Анна и улыбнулась, лаская его рукой. Но Тони, погруженный в релакс, лишь кивнул головой, после сделал умное лицо и провозгласил: а как же тогда этому человеку достигнуть высот?
Никак, глупый Тони, каждый должен быть тем, кем он должен быть. И кто же это будет решать – поднявшись, спросил Тони, взглянув глубоко в глаза Анны.
Мы, Тони, верхушка. Мы делаем их счастливыми. От этих слов и прикосновений Тони поплыл, ему было уже неважно, что она говорит, только бы была рядом и гладила его нежной рукой. После поднятия нормы выработки вдвое у Тони не осталось больше тех, кто мог бы с ним просто поговорить, все слонялись при его виде, будто бы от вооруженного солдата. Работать людям пришлось еще больше, кроме выработки никаких изменений не последовало. Считалось, что если хоть один человек перевыполнил норму, то это означало лишь одно - ее поднимали в двукратном размере. Первые недели все шло, как по маслу: выработка не казалась чудовищной, изменения были не настолько ужасными - думал Тони, как об этом твердили между собой рабочие. Но после этих недель Тони почувствовал упадок сил, руки словно застывали и отказывались подчиняться ему, а голова от двойной дозы ВЦН гудела и кружилась. Было понятно, Тони очень сильно измотался. Оглядываясь по сторонам, все рабочие трудились будто бы заведенные часы, ВЦН с каждым днем улучали и он в итоге давал плоды. Под его действием люди, словно очумелые куклы, не боялись ни холода, ни усталости в минуты дурмана, а после падали до полусмерти уставшие. Но Тони нельзя было подавать виду, что он медленнее других или что будто бы ВЦН его не стимулирует. Несмотря на то, что теперь его любовь была государственным служащим, его это никак не обезопасило, а напротив, его персоной в доли секунды заинтересовались бы и вытрясли всю правду, тогда все пропало: и он, и Анна. Пришлось выбирать либо выполнять поднявшие нормы по его же вене, либо, не выспавшись как следует, приходить на встречи к Анне. Им приходилось видеться ночами для безопасности. Анна разузнала все установленные маршруты полиции нравов и Тони мог беспрепятственно пробираться к ней на встречи и обратно. Выбор хоть и сложен, но очевиден. Работа Тони утомила и вечером, пришлось не прийти на встречу, и в следующий вечер и последующий, они стали видеться так редко, что, казалось, пролетала вечность. От этого становилось невыносимо тяжело и, казалось, силы вовсе не восстанавливались, а наоборот все больше и больше уходили. Оба безумно скучали и страдали от этого, и понимали, что они не в силах что- то изменить.