— И ты туда же? У тебя что, Стокгольмский синдром?
— Это… о симпатии к мучителю, верно? Нет. Ты можешь её наказать по своему усмотрению. Лишь указываю, что она не зло. Хоть и унижает себя лицедейством. Ты допил свой чай?
— Да.
— Сколько ты хочешь получить индекса фокусировки?
С учётом того что на самом деле мы действительно едва ли встретимся когда-нибудь снова, хотелось назвать цифру побольше. Но огрести лишние проблемы на ровном месте тоже не хотелось бы.
— А сколько у тебя?
— Столько ты не получишь.
— Сколько? Мне прикинуть нужно.
— Пятьдесят четыре.
— Ого! Значит, двадцати будет в самый раз. Совсем не конкурент тебе.
— Больше десяти не рекомендую. Это максимум для одарённого человека. Характеристика вообще не предназначена для людей.
— А для кого тогда?
— Это искажённый «глаз кошки», техника моего народа, — ответила она. — Это ещё одна причина, почему мне не хочется делиться этим навыком.
— Но на пятнадцать ты согласна?
Снова несколько секунд тупняков в стол и проворачивание кубика.
— Я называла число десять. Раз, два, три…
— Двенадцать и лишнее время, которое у тебя останется после перехода.
Лоралин снова поджала губы и что-то прикусила себе во рту. Нервно побарабанила истерзанными пальцами по столу.
— Хорошо, Полярис. Когнитивные искажения не должны быть серьёзными. Каким будет проявление — решит Город. Моей вины нет в том, если это тебя убьёт. И… я попрошу сделать ещё кое-что. Согласен?
23. Несбывшийся свет
— Что?
— То, что не смогу сделать я сама, если соглашусь на сделку. Условие первое. Ты никогда не будешь угрожать Несбывшейся и тем, кто здесь обитает. Не станешь атаковать первым или заведомо вредить. А так же защитишь в случае нужды её сердце.
— Вредить местным я и не собирался. Но та же Аня сама напрашивается.
— Личное не в счёт, — отмахнулась она. — Мы поняли друг друга. Не уничтожай это место. И то, что его поддерживает.
— А что его поддерживает?
— Это не относится к моей просьбе. Может статься так, что это никогда не пригодится. Сейчас я не вижу никаких угроз для этого места, помимо тех, что существуют и в Городе.
— Ты про кризисы?
— Кризисы и тех безумцев, что пытаются его уничтожить.
— Понял. У меня тоже нет причин вредить кому-то.
— Второе. Ты должен помочь Церхесу.
— Кто это?
— Один из тех шестерых, о ком заботиться Анна. Это жалкое несчастное существо. Самый слабый из нас. Она зовёт его Нытиком и презирает, хоть и вынуждена заботиться. Однако времени он почти наверняка не скопил.
— Он тебе важен?
— Нет. Когда-то давно по глупости я обещала, что помогу ему. Я всегда держу своё слово. Но сейчас я осознаю, что не доживу до этого момента.
— Как его найти?
— У меня нет тропы. Узнаешь у Анны. Маска хранит ключи. У меня просто нет времени.
— Почему твоя… проблема усиливается? Это связано со временем?
— Нет. Это следствие нашей несовместимости. Сила вступает в конфликт с миром, усугубляя проблемы с разумом. Город создал нас, чтобы защищаться.
— Понял. Сделаю всё, что в моих силах.
— Третье. Я отдам тебе один предмет. Если однажды ты меня встретишь вновь — то передай его мне.
— Хорошо.
— Герб моего дома. Теперь мне нужна клятва.
— Хорошо, будет тебе клятва.
— Тогда идём.
Она вновь поднялась. Забрала мою чашку и на месте вымыла, после чего залила уже пустыми кипятком. Вымыла руки и вышла из кухни.
Мы вновь вернулись ко входной двери, но теперь свернули на лестницу вверх. Старинный дизайн с деревом у пола, чёрно-бирюзовыми коврами и бело-бирюзовыми обоями.
Вернее, как там, светло-стально-синие, хах?
Облие картин на стенах. Тусклые старинные лампы с синим плафоном, чтобы соблюдать правильную гамму.
Как раз когда я в очередной раз задумался о странных пристрастиях Лорелин, всё стало ещё страннее.
Девушка вдруг замерла. Застывшим взглядом уставилась перед собой. Сделала шаг назад. Вытащила кубик и принялась его собирать. Без счёта на тот раз.
— Сейчас случится переход. Пожалуйста, отойди, если не хочешь пострадать.
— Что за переход? — спросил я, но на всякий случай отошёл.
Ответа я так и не дождался. Лоралин вдруг резко вздохнула, вскрикнула, выгнулась будто одержимая и захрипела.
— Не… подходи…
Одновременно во всём доме зазвенели все часы. Я как-то внимания не обращал, сколько их в этом доме-музее. Как оказалось — очень много.
Стены рядом с Лоралин выгнулись, и коридор стал больше похож на большую трубу. Затем начал скручиваться и изгибаться, будто резиновый. Путь вдруг стал длиннее раза в два, а то и в три. А затем… случилось нечто.