— Сначала ты. Чуть не пропустила.
Я хмыкнул.
Девушка взяла несколько стоящих у кровати салфеток окровавленными пальцами и тщательно протёрла зеркало, до блеска. Затем выжидающе посмотрела на меня.
Ну ладно.
Вбил единицу в инкарнацию. Увидел благодарность на лице девочки и рвущиеся слёзы. Хотя сейчас я уже не знал, от радости это, или от печали от стираемой памяти.
— Когда это случится? — спросила она.
— На следующем круге.
— Значит, уже скоро.
— Почему у тебя так мало времени до смерти? Я могу поднять, — предложил я.
— Уже не можешь. Нельзя отмотать уже идущее время, это делается только в начале круга.
— Да… точно.
— Всё в порядке. Мне с каждым разом тяжелее даётся доживание до кризиса.
— Со второй сложностью?
— Сложность ничего общего не имеет с тем, что творится у меня в голове, Полярис. Идём, покажу кое-что ещё.
Настроение у неё явно приподнялось, несмотря на то, что жить ей осталось немного.
Она вышла из комнаты, увлекая меня за собой. Ветровка теперь больше походила на плащ с учётом её нового роста.
Мы вышли из комнаты и быстро направились к лестнице. Я смотрел на желтые обои и изменившиеся картины. До этого мрачный дом-музей теперь напоминал детскую комнату молодой баронессы.
Только сама она совсем не походила на беспечного довольного ребёнка.
— Куда мы? — спросил я.
— В подвал.
— Зачем?
— Покажу кое-что. И кое с кем познакомлю.
— С кем?
— Это лучше увидеть.
— Кажется, я понимаю, откуда у Ани эта фраза…
Девочка остановилась. Бросила на меня настороженный взгляд.
— Слишком рано. Слишком быстро. Почему? Где я опять ошиблась?
— О чём ты? — не понял я.
— А… — она зависла, глядя на меня, но быстро пришла в себя. — Не важно. Нужно поторопиться. Время отмечает финал, не отражая путь.
— Здесь всегда было столько этажей? — задал я следующий. вопрос.
Поднимались мы на второй, это я точно помню. Но теперь узкая лесенка вела нас уже с третьего, и похоже, будет четвёртый. Так высоко я не поднимался точно.
Лоралин остановилась как вкопанная и снова зависла. Достала кубик и начала лихорадочно поворачивать, ведя отсчёт.
На ста восьми она закончила.
— Желтые часы становятся всё короче, — сказала она. — Это прискорбно. Идём. Когда это случится снова, просто отойди подальше.
Спустившись с пятого, мы снова оказались у входа. Чёрно-белая плитка, жёлтые узоры на стенах. Детские рисунки в рамках. Вроде бы всё на месте.
— Если уж нам так долго идти, может расскажешь, что случилось тогда на Несбывшейся?
— Прорыв элементального плана огня. Пробуждённые не справились. Город создал нас. Мы, к счастью, тоже не справились. Вместо этого нас захватили, силой сняли покров бестии и дали несколько минут, чтобы подключить к миру. Так мы стали свободны.
— А что потом? Ты говорила, сначала вы были беспомощны.
— Некоторые просто не пережили переход. Некоторые сошли с ума. Четверых забрала сходка. Семеро вступили в союз с третьими и остались жить свободно в Несбывшейся. Одного похитили те, кого вы зовёте неспящими.
— Всего одного? Хотя и это много с учётом того, что у них военизированный орден фанатиков.
Лоралин вдруг обернулась вокруг, с тревогой. А затем поймала меня за руку и потянула дальше по лестнице, в подвал.
— Идём, пока не пришёл плохой цвет.
— Ты обещала мне, что расскажешь, что там, — соврал я.
— Несбывшийся свет. Сердце Несбывшейся. То, что даёт силы Анне, и что она на самом деле пытается защитить.
24. Твой дом — пустота
Где-то посередине лестницы пространство снова начало играть странные шутки. Я увидел, как лестница на глазах начала удлиняться и вытягиваться, как тогда с коридором.
Девочка резко развернулась ко мне, хотела что-то сказать, но оступилась и кубарем полетела вниз.
Я хотел было её поймать, но вспомнил, что она говорила ни в коем случае не подходить к ней, «когда начнётся». Секундное замешательство сменилось новым скручиванием пространства, боем часов по всему дому и сменой цвета.
Меня тоже откинуло немного назад, и я упал на лестнице, но вверх, и всё обошлось мягкой посадкой.
Теперь стены были… тёмно-бордовыми, наверное.
На лестнице освещение было совсем тусклым. И картины шли здесь так же, как и по всему дому.
Вытащил телефон и включил фонарь. Связь, само собой, не ловила.
Посмотрел на одну из картин. Теперь здесь были портреты или группы разных людей и гуманоидных существ. Цвета теперь были с упором на оттенки того же бордового, а вот рисовка… это был даже не реализм, а гиперреализм, в котором лица людей казались объёмнее и реальнее, чем вживую.