И единственный человек в городе, кто не наслаждался превращениями «Тёмной лошадки», был владелец отеля. Он гулял все дни напролёт – искал в толпе туристов Аню и запоминал повороты улиц и вывески ресторанов — вдруг именно сегодня вечером показывать Город. Делать было абсолютно нечего, потому что Гарольд боялся заводить новую любовницу. Страх – новое чувство в его жизни. И он наслаждался им.
Вот, скажите, в ваших городах у вас возникает чувство, что за вами следят? Да? Странно, я всегда думал, что только у нас так. В общем, в тот день Гарольд вышел на прогулку и тут же понял, что это тот самый день. Небо набухло тучами и раскатисто ворчало. Гарольд сел за чугунный столик в уличном кафе на набережной и опустил взгляд на оставленную газету.
«Что там, за дверями вокзала? История очевидца, который, волнуемый страстью к женщине и жаждой приключений, покинул Город…» — сообщал бордовый заголовок.
Чугунный стул показался Гарольду слишком твёрдым и холодным, и он побрёл к Главной Площади. Порыв ветра ударил ему в спину, рядом кувырнулась в воздухе оставленная без внимания газета. Гарольд отвёл взгляд. Газета взметнулась с другой стороны. Он схватил её, смял и отправил в ближайшую урну. В лицо захлестал ледяной дождь. На Главной Площади, где вчера весело булькал фонтан, торчало угрюмое нечто. Туристы, только взглянув на него, опускали взгляд и спешили дальше. Гарольд решил рассмотреть памятник подробнее.
Чугунный унылый человек сидел на покосившемся чугунном стуле и заливал в себя чугунное пиво. Вокруг, как камни Стоунхенджа, стояли огромные чёрные пивные банки. Одна из них привалилась к другой. Третья, смятая, внушительной тушей перегораживала проход на улицу Счастья. Гарольд прочитал табличку: «Quidquuid agis, prudenter agas et respice finem».
Да, наш Город любит латынь, а для вас, дорогие туристы, переведу — «с самого начала гляди и думай о конце».
Что, мадмуазель? Откуда Город узнал? Вот и Гарольд об этом подумал. Наверное, в письма подглядывал.
Гарольд забрёл в другую кафешку, где за каждым из столиков сидело по одинокой и длинноногой нимфе. Он попросил салфетку у официанта и написал:
«Три дня, Город, подари нам три чудесных дня. Может, она не захочет уезжать? Может, я встречу ещё кого-то?»
Только Гарольд опустил письмо в ближайший почтовый ящик, как небо разрезала молния, следом ещё одна, и ещё. Он не мог оторвать взгляда от страшного фейерверка. А когда светопреставление закончилось Гарольд вместе с другими туристами увидел, что на Главной Площади стоит совершенно обычный, каменный Стоунхэдж. Засверкали вспышки фотоаппаратов. Тихий дождик зашелестел по крышам цвета вишнёвой настойки.
Гарольд улыбнулся. Город смирил гнев. Город согласился сотрудничать. Но Гарольд не знал, что это было смирение ребёнка, задумавшего пакость.
***
Утром девятнадцатого декабря на крыльце «Тёмной лошадки» стояли две женщины.
Нет, конечно, это было не в первый раз. Но раньше Гарольд никогда не выбирал, а просто делал счастливыми обеих.
Он пригляделся. Не покосилось ли крыльцо над одной из них, не качается ли горшок на подоконнике… Нет, Город — мелкий пакостник и слишком любит женщин.
— Добрый день, прекрасные дамы! К сожалению, мой отель переполнен. Я попрошу портье подыскать вам хорошую комнату в другой гостинице.
— Спасибо, — ответила одна.
— А вы, случайно, не знаете Гарольда? Видите ли, я приехала к Гарольду и могла бы остановиться у него, ведь он хозяин этой гостиницы, так? — ответила другая.
— А вы не Аня, надеюсь?
— Меня зовут именно Аня!
Гарольд посмотрел на её лицо рекламной богини, на её тело, в изгибах которого любой мужчина читал: «3 раза подряд».
— Даже интересно, всегда ли вас звали Аней. — улыбнулся Гарольд. — Портье поселит вас в гостинице «Мирабель» на неделю. Если я не приду на седьмой день, то я не приду никогда.
Гарольд взял серый саквояж другой, настоящей Ани, которая сказала просто «спасибо», а значит, ответила на его письмо в бутылке, и толкнул ванильную (хм…) дверь гостиницы. Она не поддалась. Гарольд толкнул сильнее, ещё сильнее…Из чугуна, что ли, сегодня… Две Ани налегли на дверь и она сдалась. Портье, красный и потный, сидел в кресле.