— Но она должна быть гражданкой Беллеции. чтобы претендовать на этот пост, — возразил Энрико.
— Это можно легко устроить, — ответил посол. — Ей просто нужно выйти замуж за гражданина города. Моя семья обеспечит это — с помощью ее приданого.
— И я предполагаю, что деньги семьи также обеспечат и требуемый результат выборов? — сказал Энрико.
Фамильярный тон Энрико не понравился ди Киммичи, и он сухо сказал:
— Я уверен, что граждане Беллеции сочтут мою кузину достойным кандидатом. Тогда не будем дожидаться мальчишку. Я помню, что суд был моей затеей, подумаю, что нужно просто избавиться от леди.
— Моя последняя попытка не удалась. — холодно ответил ди Киммичи.
Энрико в задумчивости постучал по переносице.
— Это потому, что этим занимался не я. Тот мальчик, которого вы наняли, — беллецианец, а вы не должны были доверять такую работу никому, рожденному в этом городе. Они все слишком сентиментальны, когда дело доходит до их госпожи.
— Ты предлагаешь свои услуги?
— Ну, — сказал Энрико, — за соответствующую плату…
— Разумеется, — ответил ди Киммичи, — но мне все равно нужен этот мальчишка. У него есть кое-что нужное мне.
— Тогда вы получите его, — сказал Энрико уверенно. — и Беллецию тоже. Доверьтесь мне.
Джулиана наслаждалась примерками на Бурлеска. Старушка была очень сердечной женщиной и хорошим слушателем. У нес была молодая помощница, занимавшаяся собственно пошивом платья, и они втроем проводили над приданым столько времени, что Джулиана и юная портниха переселились к Паоле, так что Джулиана не приходилось теперь каждый день плавать туда и обратно.
Во время примерок Джулиана постоянно думала и говорила только о предстоящей свадьбе.
Целыми днями звучало «Энрико то» и «мой жених это», но женщины, судя по всему, были совершенно не против, и она говорила об этом столько, сколько хотела.
— У него сейчас очень, очень важная работа, — сказала она как-то. — Но я не могу рассказать вам о ней, потому что это совершенно секретная работа особой важности. Могу сказать только, что, когда он справится с ней, у нас будет достаточно серебра, чтобы купить собственный дом!
Представьте себе — мне так нравятся эти цветные домики здесь на Бурлеска, но он говорит, что нам, скорее всего, придется покинуть Лагуну — после того как он закончит эту работу, про которую я но могу вам рассказать.
— Это звучит очень опасно, моя дорогая, — мягко сказала Паола. — Надеюсь, он не занимается ничем противозаконным.
Джулиана притворно улыбнулась.
— Ну, скажем так, что, когда все закончится, нам будет гораздо лучше переехать в Ремору. Они там будут очень нам благодарны.
Только горящие глаза выдавали реакцию Паолы. Она весь вечер мягко вытягивала информацию из своей клиентки. И к концу дня знала все, что нужно.
Поздно вечером, после того как ее супруг Джентил лег спать, Паола достала свою подушку для плетения кружев и проработала почти всю ночь при свете единственной свечи.
Арианну переместили из ее убогой маленькой камеры в более комфортабельные условия в ту же ночь, когда Герцогиня приходила навестить ее. Новая камера была больше, ее пол покрыт циновками, и здесь было значительно теплее. Вместо набитого соломой тюфяка у Арианны был мягкий матрас. Но и теперь она не могла заснуть, на этот раз ей мешали ее собственные мысли — она никак не могла осознать того, что ей сказали. В первый момент она подумала, что Герцогиня сошла с ума. Но все, что она говорила, явно имело смысл и даже объясняло некоторые странности. Братья Арианны были намного старше ее, и она никогда не чувствовала себя дома на этом острове, всегда всем сердцем тянуло в Беллецию. Другая половина ее сознания крепко вцепилась во все, что она знала и не хотела отказываться от своих таких родных родителей ради новой опасной матери и неизвестного отца.
Ранним утром двери открылись — вернулась Герцогиня. на этот раз со слугами, несшими мебель.
Когда ее, наконец, удовлетворило то, как они все расставили, она велела им уйти и сделала Арианне знак сесть на софе подле себя.
— Ты злишься на меня, — тихо сказала Герцогиня.
— А чего вы ожидали? — ожесточенно сказала Арианна. — Вы отдали меня и забыли обо мне почти на шестнадцать лет. Я не знаю, почему вы решили открыть мне правду, разве что для того, чтобы спасти мне жизнь.
— Это так лишь отчасти. — ответила Герцогиня. — Но сейчас все изменилось. Уже несколько месяцев я знача, что назревает кризис — это связано со мной и нашим городом.