– Она? – полицейский обратился к своему коллеге.
– Она!
– Звоните ее мужу, а пока мы уведем ее в участок.
Арину вывели из будки.
– Ну что же вы, милочка, правила нарушаете…
Она проглотила рвущиеся наружу рыдания.
Но не сдержалась, когда Павел появился в участке.
– Ариша!..
Арина закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Пойдем домой. Тебе надо отдохнуть.
Они пешком дошли до дома. Когда поднялись в квартиру, Павел снял с девушки куртку и, мягко взяв за плечи, провел на кухню.
– Вот, садись. – Он пододвинул табуретку, усаживая любимую.
Та опустила глаза и поджала губы.
Паша присел на корточки перед ней.
– Малышка… – он принялся целовать ее руки.
Арина снова расплакалась.
– Ну что ты, все хорошо, все хорошо…
Но девушка не могла успокоиться.
– Я очень сильно испугался, думал, не дай бог что-нибудь с тобой случится…
Арина дрожащей рукой вытерла слезы.
– Со мной ничего не случится. Я же бессмертная.
Павел улыбнулся и провел пальцами по ее лицу.
– Все будет хорошо, просто нам нужно время…
41
Прошел месяц.
Арина постепенно свыклась с мыслью, что ее новая жизнь на веки вечные будет такой: тихой и домашней. Павел приносил каждый день цветы и подарки, устраивал романтические вечера, иногда они занимались любовью – без чувств, но все же.
И снова жизнь встала с ног на голову.
Арина не спала. Она привыкла к бессонным ночам. Голова не болела. Не было той пресловутой свинцовой тяжести и подавленности. Иногда девушка смотрела телевизор, начала читать книги, и полуночная скука отходила на второй план. Ее развлекал и храп, доносящийся из спальни.
“Хоть кто-то из нас живой…”
Но внезапная тишина заставила напрячься.
“Он до самого подъема храпит, не переставая. Неужели проснулся?”
Арина вошла в спальню.
Павел лежал на спине, накрытый одеялом.
– Паш?
Нет ответа.
Она пару минут постояла на пороге.
– Паша!
И снова тишина.
– Паша!..
Арина подбежала к мужу и начала его трясти.
– Паша, Паша, Паша!..
И тут до Арины дошла суть происходящего.
Павел был мертв.
42
Через час у подъезда собрались полицейские, медики и ритуальщики.
Арина сидела в карете “Скорой помощи”.
– Вы его жена? – к ней обратился молодой человек.
– Да.
– Мы обязаны спросить вас одну вещь: вы хотите вернуть его обратно?
Арина в упор посмотрела на юношу.
– Я сама вернувшаяся с того света. И испытываю серьезные душевные муки. Вы хотите такой же участи моему мужу?
Парень растерялся.
– Я не эгоистка. Там намного лучше, чем здесь.
– Это да или нет?
Арина опустила глаза.
– Нет.
43
– Из-за чего он вообще умер? – Маргарита Михайловна бегала из угла в угол.
Арину в этот же день привезли в здание интерната.
– Паша умер.
Судья тяжело вздохнула.
– Я знаю. Мне уже сказали.
Арина поджала губы.
– Но почему ты отказалась его вернуть?!
– А что хорошего в ваших возвращениях? – Арина приподняла брови. – Вы думали над этим? Мы сидим по домам, нам никуда нельзя, нам ничего нельзя, мы ничего не чувствуем, выглядим как зомби и при этом абсолютно бессмертны. Полтора месяца подобной жизни стали для меня сплошным адом. Я не виню Пашу, он любил меня и не хотел оставлять в могиле, но те дни до ритуала я чувствовала… облегчение. Счастье. Радость. И тут как будто чья-то рука насильно тащит меня обратно в земной ад. Я не хочу, чтобы Паша чувствовал то же самое.
– От чего он вообще умер-то? Вы же ровесники. – Маргарита Михайловна успокоилась и почесала переносицу.
– Сердце. У него был порок сердца.
– Вот же… кхм!.. Почему он никому ничего не сказал?!
– А должен был?
Судья промолчала.
– А что будет со мной?
Маргарита Михайловна взяла паузу.
– Мы возьмем тебя к себе. Кристина говорила, что ей нужна послушница, которая бы убирала подземелья. У них катастрофически не хватает времени, смерть разыгралась не на шутку.
– Жить я буду у вас?
– Там! – судья неопределенно махнула рукой.
– В частном секторе?
– Да.
Арина опустила голову.
– И все равно ты могла его вернуть. Но это твой выбор. Смотри, не пожалей.
44
Через неделю судья Холина наведалась к Арине в новое жилище. Обычный домик, обшитый со всех сторон сайдингом. Ель перед входом, огород, мирно спящий под белоснежной пушистой пеленой, дровник и углярка.
Арина вышла встречать гостью, когда большая псина у забора начала отвратительно лаять.