— Не надо самоуничижения, — очень деловито ответил он, пытаясь не показать, что разволновался. — Ближе к делу.
— Я вела себя, как маленькая взбалмошная девчушка, трепала тебе нервы только потому, что каждая уважающая себя девушка должна так делать. Я как будто внутри скрывала ту теплоту, с которой отношусь к тебе. Не смейся, пожалуйста. Это правда. Ты видишь, какая я нервная стала. Для меня это не игра, честно. Но я пришла даже не для того, чтобы просить у тебя прощения. Это дело сугубо твое, личное. Я хотела тебе признаться… хотела сказать…
Ее руки сильно дрожали, но взгляд был тверд и направлен прямо в глаза. Артур не мог его выдерживать и постоянно смотрел по сторонам, желая казаться безразличным.
— Ты должен это знать. Я беременна.
— Я записался в ополчение, — словно отвечая на атаку противника, произнес он.
Повисло молчание. Совершенно непонятное. Такое молчание, которое подводит определенную черту. Оба поняли, что сейчас они оказались на перекрестке. И выбор делают не вместе, а отдельно. Он может пойти направо, она продолжить путь прямо. Но тогда дороги не совпадут… Артур не знал, зачем он в такой неподходящий момент сделал свое признание. Хотел перебить ее новость, струсил, оставил за собой последнее слово.
— Я долго думала, — продолжила она, сделав вид, что не обратила на его слова никакого внимания. — Не знала, что делать. Сначала испугалась, хотела сделать аборт. Но передумала. Он появится, хочешь ты того или нет. Будешь со мной или нет. Я твердо решила.
— Если ты все решила, то чего от меня хочешь? — неожиданно для самого себя мягко спросил Артур.
— Да понять, любишь ты меня? Примешь ли ребенка? — повысила она голос. Посетители кафе обратили на них внимание.
— А сама-то как думаешь?! Возился с тобой все это время, терпел… Конечно, люблю!
Неуверенная улыбка появилась на ее лице впервые за весь разговор.
— Правда? Ты не против ребенка?
— Ну, если он от меня, то не против.
— Вот ты дурак! От кого же еще?! — засмеялась она. Пересела к нему и крепко прижалась. — Ты решил идти в ополчение?
— Да, ничего не поделать. Время такое.
— А может…
Артур стал строже.
— Не бойся, теперь все будет хорошо. Поверь мне. У нас будет ребенок — и это самое главное. Остальное не страшно, — поцеловал ее в лоб и добавил: — Катя… Я хочу подарить тебе свое фото. На обратной стороне я напишу: «Прошу помнить вечно»…
Православный воин
За окном творился полный хаос. Древний город тонул в насилии, вырвавшемся из глубин человеческой скверны. Стреляли в людей, жгли людей, казнили людей. Для Олега Крещатик, на краю которого он жил, стал дорогой в эпицентр зла, где толпы непонятных ему людей бесновались на Майдане. Эти ослепленные непонятной ему жаждой насилия жгли его бывших сослуживцев — сотрудников «Беркута». Он видел это не только по телевизору, как большинство соотечественников, он смотрел на эту воплотившуюся ненависть из своего окна.
Лица погибших «беркутовцев» не выходили из головы, стояли перед глазами, когда он отходил ко сну и когда просыпался по утрам. Тогда Олег становился на колени, выждав момент, чтобы его никто не видел, и молился. После этого бывший сотрудник силовых органов брал планшет и рисовал эти лица и картины, происходящие за холодным стеклом. Таков он был.
— Папа, что ты делаешь? — подбежал к нему пятилетний сын.
— Занимаюсь делами, — отвечал мягко Олег, не любивший, когда его отвлекали от работы.
— Ты лучше убрал бы это! — странно произнес мальчик.
Отец сосредоточенно водил карандашом по экрану, вырисовывая силуэты людей. На будущей картине можно было различить поле боя — баррикады, покрышки, молодчиков с битами и коктейлями Молотова. Стеной напротив, в оборонительной позиции, стояли спецподразделения милиции.
— Почему, Лешенька?
Мальчик отвлекся, но после слов папы снова вернулся к разговору с ним.
— К нам дяди идут. Им это не понравится, если увидят.
— Кто? — не понял Олег.
Он замер и отложил работу, повернувшись к сыну. Тот беззаботно плюхнулся на пол, держа в руках игрушки-трансформеры, и начал воображаемые сражения. Отец-художник с нежностью смотрел на своего ребенка, как могут смотреть мужчины, когда их никто не видит. Олег старался уделять ему много времени, общаться и никогда не отталкивать. Разговаривал с ним на серьезные темы, про цель человека в жизни, про любовь к людям, о Боге. Считал, что с детьми нужно обращаться и общаться, как со взрослыми. Именно в этом возрасте они впитывают в себя основную массу информации о мире. Ребенок… сын… Такой долгожданный, такой вымученный, выпрошенный у высших сил. Аня долго не могла забеременеть, а роды проходили тяжело. Мир Олега замер, когда врачи в первую неделю сказали, что Леша может умереть. Эта тяжелая ситуация очень сильно повлияла на мужчину, который только что стал папой. Он никому бы не признался, что тогда его постоянно трясло от нового вида страха — страха за сына, за нового человека, нервы расходовались, как сгорающие в камине дрова.