Клэри, рефлекторно, встала перед Джейсом. Он глянул мимо нее, через ее плечо, на ее мать.
— Вы переживаете из-за моей возможной смерти? — сказал Джейс.
— Я переживаю за то, что она может сделать с моей дочерью, — ответила Джослин. — Закон суров — слишком суров. Что произошло с тобой — это можно отменить. — Она вернулась взглядом к Себастьяну. — Но для тебя, мой Джонатан, слишком поздно.
Рука, сжимавшая стойку, метнулась вперед, сжимая нож Люка с кинжальным лезвием с длинной рукояткой. Слезы блестели на лице Джослин. Но хватка на ноже была твердой.
— Я выгляжу как он, не так ли? — произнес Себастьян, не двигаясь с места. Казалось, что он едва заметил нож. — Валентин. Вот почему ты так смотришь на меня.
Джослин покачала головой.
— Ты всегда был собой, с того момента, когда я впервые увидела тебя. Ты выглядишь как создание Дьявола. — Ее голос звучал болезненно печально. — Мне так жаль.
— О чем ты жалеешь?
— О том, что не убила тебя, как только ты родился, — произнесла она, и вышла из-за стойки, вертя кинжал в руке.
Клэри напряглась, но Себастьян не шевелился. Его темные глаза следили за матерью, когда она подошла к нему.
— Ты этого хочешь? — спросил он. — Смерти для меня? — он раскрыл руки, как если бы он хотел обнять Джослин, и сделал шаг вперед. — Давай. Соверши детоубийство. Я не стану останавливать тебя.
— Себастьян, — произнес Джейс. Клэри послала ему недоверчивый взгляд. Он, что, действительно был обеспокоен?
Джослин сделала еще один шаг вперед. Нож был размытым пятном в ее руке. Когда она остановилась, острие было направлено точно в сердце Себастьяна. И он все еще не шевелился.
— Сделай это! — мягко произнес он. Он склонил голову вбок. — Или тебя нужно довести до этого? Ты могла убить меня, когда я только родился. Но ты не сделала этого. — Его голос понизился. — Возможно, ты знаешь, что нет такого явления, как условная любовь к ребенку. Возможно, если ты достаточно любила меня, ты могла спасти меня.
На мгновение они смотрели друг на друга, мать и сын, холодные зеленые глаза встретились с угольно-черными. Были резкие линии в уголках рта Джослин, которых не было две недели назад, в чем Клэри могла поклясться.
— Ты притворяешься, — сказала она, её голос дрожал. — Ты ничего не чувствуешь, Джонатан. Твой отец научил тебя симулировать человеческие эмоции, как можно научить попугая повторять слова. Он не понимал что говорил, и ты тоже Я хочу… Бог видит, как бы я хотела, чтобы ты понимал. Но…
Джослин подняла нож в быстрой, чистой, режущей дуге. Совершенно поставленный удар, который должен был пройти под ребрами Себастьяна прямо в его сердце. Это бы удалось, если бы он не двигался еще быстрее Джейса; он повернулся в сторону и обратно, и острие лезвия провело лишь легкий порез по его груди. Кроме Клэри, резко вдохнул и Джейс. Она посмотрела на него в смятении. Красное пятно расплывалось на передней части его рубашки. Он коснулся его своей рукой; его пальцы окрасились кровью.
«Мы связаны. Порежь его, и я начну кровоточить». Без задней мысли, Клэри метнулась через комнату, бросаясь между Джослин и Себастьяном
— Мама, — ахнула она. — Остановись
Джослин все еще держала нож, глядя на Себастьяна
— Клэри отойди в сторону
Себастьян засмеялся
— Мило, не правда ли? — сказал он. — Младшая сестренка защищает своего старшего брата.
— Я защищаю не тебя, — Клэри посмотрела на лицо матери. — Чтобы не случилось с Джонатаном, случится с Джейсом. Ты понимаешь, мама? Если ты убьешь его, то умрет Джейс. Он уже истекает кровью. Мама, пожалуйста.
Джослин все еще сжимала нож, но ее лицо выражало сомнение.
— Клэри…
— Батюшки, как это неловко, — заметил Себастьян. — Мне было бы интересно увидеть, как вы разберетесь с этим. После всего этого, у меня нет причин уходить.
— Вообще-то, есть, — раздался голос из коридора. — Ты уйдешь.
Это был Люк, босой, в джинсах и старом свитере. Он выглядел взлохмаченным и необычайно молодым без своих очков. Также он держал обрез, сбалансированный на плече, ствол которого был направлен непосредственно на Себастьяна.
— Это винчестер двадцать четвертого калибра. Стая использует его для успокоения жульничающих волков, — сказал он. — Даже если я не убью тебя, то могу оставить без ноги, сын Валентина.
Казалось, все в комнате затаили дыхание, все кроме Люка. И Себастьяна, который с разделяющей лицо надвое улыбкой, повернулся и шел к Люку, словно забывая о ружье.