— Неужели жрецы никогда не были в оппозиции? — удивлённо вскинул бровь Арман. — Мне кажется, что наоборот они должны были…
— Нет! — перебил Дэреш, как будто рассердившись. — Алисанда была уникальна в своём роде… — В голосе проскользнула не вполне понятная интонация: странная смесь нежности, злости и обречённости. — Позвольте мне продолжить.
— Объясни сначала, — это уже Чезаре.
— Думаете, что с высоты вашего положения, — призрак чуть слышно хмыкнул, — видно, в каком порядке нужно излагать ту страшную историю? Если вы настаиваете, то я прервусь и буду отвечать. — Лёгкое пожатие плеч. — Однако уверены ли вы, повелитель, что знаете нужные вопросы?
— Ой, да хватит набивать себе цену… — зевнул Арман. — Уже, честно говоря, хочется спать и жрать. Рассказывай, как считаешь нужным. Я надеюсь, Чезаре, ты не будешь возражать? Ведь по любому быстрее получится.
Вилренг поднял руку ладонью вперёд, призывая к тишине, и разговоры в зале постепенно затихли до смутных шепотков, а затем и вовсе сошли на нет. Сотни лиц взирали сейчас на молодого верволка. Любопытство, страх, удивление, злорадство, сочувствие… Создавалось впечатление, что не отыскать взглядом двоих из толпы, у которых было бы одинаковое душевное состояние.
Младший остро чувствовал неуверенность брата и поражался, как её не замечают остальные. «Или замечают? Нет, вряд ли. — Мысли вернулись к любимой жрице. В очередной раз. — Сказала ли она всю правду или нет? И верное ли решение я принял?» После позавчерашнего разговора с Вилренгом он решил разузнать о тех бумагах, которые видел у Алисанды. Конечно, Карренг старался не думать о том, что его невеста способна на столь грязные методы борьбы с конкурентом, но и отбросить эту версию, не проверив, не мог.
— …И что ты ищешь в моём столе, дорогой? — осведомилась Алисанда наигранно грозным тоном. И тут же расхохоталась, наблюдая за виновато-ошарашенным видом любовника.
Карренг присел на край столешницы и, ни секунды не раздумывая, решил сыграть ва-банк:
— Те документы, которые были у тебя утром.
— Посмотрите, какой сердитый… — девушка приблизилась и легко, едва касаясь, провела ладонью по груди верволка. Тот, как всегда, блаженно сощурил глаза от этого прикосновения, он не мог сдержать эту реакцию даже когда злился или был обижен. Алисанда прекрасно это знала. И пользовалась время от времени. — А зачем тебе эти бумажки?
Жрица приблизила лицо, почти коснувшись губами губ Карренга.
Принц мотнул головой, отбрасывая волосы с лица, и приобнял девушку за талию. Кольцо его рук было как никогда жёстким, и объятия не приближали, а словно наоборот — удерживали на расстоянии, не давали любовнице разрушить последний барьер, за которым верволк не сможет устоять перед её чарами.
— Сэнди, — ласковое обращение прозвучало в этот раз довольно холодно, — ответь, что было в тех отчётах? Разве я многого прошу? — Прищур превратился из блаженного в хитро-жестокий. Да, его высочество был очень молод и во многом неопытен, но характером пошёл в отца — если что задумал, то сбить с пути его не представлялось возможным.
Чёрные радужки глаз Алисанды полыхнули колдовским пламенем, как будто в них на миг отразились огоньки свечей от стоящего на каминной полке канделябра. Ладонь жрицы резко потеплела, обжигая кожу Карренга.
— Ты меня подозреваешь? Думаешь, что это я донесла на Крауша? — Подбородок вздёрнулся, губы скривились в гневно-презрительной гримасе. — Невелика цена любви, ваше высочество, которая не подкреплена доверием!
Следующим её порывом было выскользнуть из объятий и, видимо, гордо удалиться, бросив недостойного в одиночестве. Но не тут-то было. Карренг и не подумал отпускать девушку. Он с демонстративным удивлением скосил глаза на маленькую ручку Алисанды, такую изящную, но готовую вот-вот стать смертельно опасной. Из всех бегущих с волками именно эта роковая красавица-брюнетка являлась одной из сильнейших магичек, и лучше всего ей удавалось призывать огонь, управлять самой разрушительной стихией. Если бы она решила напасть, то даже скорость и ловкость верволка истинной Древней Крови могли не уберечь принца от тяжких увечий, а то и смерти.
— Сейчас мы говорим не о наших чувствах. Не надо пытаться превратить серьёзный разговор в семейную сцену. Что в документах? — последний вопрос завершился рычащей ноткой, сразу напоминающей, что Карренг — не-человек.