— Приближаются, господин! — вольноотпущенник не скрывал тревоги. — Они, верно, намеренно плыли медленно, потому что теперь приближаются отчетливо.
— Ускорить греблю!
— Не выйдет! Наши люди уже устали, а рабы еще не восстановили силы!
— Меня это не волнует! Наших отозвать, пусть надевают доспехи! Рабы должны взяться за работу! До последнего вздоха!
Арифрон с минуту мрачно молчал. Наконец он пробормотал:
— Ты думаешь, господин, сражаться с теми?
Бомилькар удивленно посмотрел на него.
— А как же иначе, если они нас догонят?
— Хм, мы не отобьемся!
— Почему? Такое уже бывало не раз!
— Да, но на этот раз у нас нет полного экипажа! — с нажимом напомнил вольноотпущенник, и Бомилькар гневно выругался.
Это была правда. Чтобы уменьшить число участников похода, которые могли бы потребовать долю в добыче, он сам сократил команду до самых необходимых надсмотрщиков и моряков. Защищаться с такой горсткой было безнадежно. Но он не терял головы.
— Ты прав! Эй, там, Меша! Все весла вверх! Стоп!
Море под вечер успокоилось, волна едва ощутимо качала галеру, которая еще мгновение плыла по инерции; шелест воды, разрезаемой носом, стихал, замолк, и лишь еще с минуту слышался плеск тяжелых капель, падавших с поднятых весел.
— Весла опустить! Половину надсмотрщиков наверх! — спокойно командовал Бомилькар. — Все сюда, ко мне.
Темный силуэт гнавшейся за ними галеры приближался осторожно, замедлил ход, удивленный остановкой беглецов, обошел добычу кругом и наконец подплыл вплотную, повернувшись носом к борту корабля Бомилькара.
Какой-то голос резко выкрикнул:
— Эй, вы там, на биреме! Сдавайтесь, бросайте оружие! А не то наши катапульты готовы, и через мгновение вы сгорите как щепка!
— Вам бы от этого проку не было! — спокойно произнес Бомилькар. — Лучше договоримся. Я не собираюсь сражаться. Кто ваш вождь?
— Я! — прогремел в темноте могучий бас. — Тридон! Хозяин вольных морей!
— Тридон, приветствую тебя, вождь! Я Бомилькар! Помнишь меня? Я покупал у тебя рабынь — римлянок!
— Хе-хе, Бомилькар? Работорговец? Знакомы! Наша дружба уходит корнями еще в давние времена, хе-хе, и не одну твою галеру мы когда-то останавливали! Опять везешь какой-нибудь ценный груз? Мы с радостью его примем, с радостью! Давно у нас баб не было!
— Нет! — спокойно крикнул Бомилькар. — Карфагену не нужны рабыни! Я плыву по делам города! Только за продовольствием!
— О, не по своим личным делам?
— Нет, Тридон! Только за продовольствием!
— Я знаю, что с этим в Карфагене все хуже и хуже! Ну, а за продовольствие надо платить! Значит, у тебя на корабле золото?
Слушавшие в напряжении надсмотрщики и моряки изумились, услышав, как их господин отвечает прямо:
— Так точно! Судно пустое, как ты и сам легко можешь убедиться, но золота немного есть! Но если ты его отнимешь, то сильно обидишь карфагенский народ. Ибо у богачей есть запасы, а народ начинает голодать, и только моя галера еще возит продовольствие! А золота в городе уже мало!
— Меня это не волнует! Народ, говоришь? Этот народ я никогда не любил, потому что это была чернь и трус на трусе! Но это правда, что сейчас они сражаются, как преображенные, а кроме того, одному из ваших там — Кадмос его зовут — я обещал, что буду к вам благосклонен, пока длится война! Посему… посему плыви со своим золотом, куда хочешь!
— На помощь! О, друг Кадмоса, на помощь! — раздался женский голос из глубины галеры. — Не верь этому псу! На помощь!
— Меня кто-то зовет на помощь? — захохотал пират, когда голос внезапно оборвался, явно кем-то заглушенный. — Такое, верно, впервые за все время существования мира. Эй, ты, Бомилькар, что там у тебя творится?
— Ох, ничего! — ответил торговец, силясь сохранить безразличие и спокойствие. — Это всего лишь рабыня, которую я высек за строптивость…
— Так у тебя все же есть рабыни на корабле? Зачем ты лгал?
— Да нет же! Пара служанок, как обычно!
— Нам и эта пара пригодится! Я обещал, что отпущу тебя с золотом, но баб ты должен отдать! Эй, опускать весла и подтягивать, или я вам их переломаю! Подхожу к твоему борту! Помни, никакого сопротивления!
Арифрон потянулся к рукояти меча, но Бомилькар тотчас же остановил его. И шепнул краем рта:
— Мителлу — в мою каюту! Научить, что говорить! За предательство — страшнейшая смерть! Живо!
Он спокойно приветствовал пиратов, перепрыгивавших через борт и целой бандой врывавшихся на его галеру.