Лабиту, верно, хорошо это понимала, потому что говорила поспешно, не поднимая глаз на жену вождя:
— Просьба моя такова: чтобы великий рошеш шалишим дал мне людей! Много людей. Среди них — опытных плотников. И чтобы велел выдать мне много самого крепкого дерева. Не пальм, а кедров, дубов…
— Ты хочешь что-то строить, святейшая? — изумилась Элиссар. — Сейчас? И просишь людей, дерева? Ты ведь должна знать, что любая пара рук нужна для обороны, а запасов дерева нет! То, что еще осталось, необходимо для починки машин или строительства новых, для снарядов против таранов, для заделывания проломов! Нет, нет, об этом я просить не могу!
Жрица не подняла глаз и ответила медленно, тихо, серьезно:
— Достопочтенная Элиссар, я не собираюсь ничего строить.
— Так на что тебе люди и строительный лес?
Лабиту продолжала все тем же тоном:
— Храм богини Танит, Покровительницы Города, стоит у подножия утеса. Это место указал оракул еще великой основательнице нашего города, царице Элиссе, прозванной Дидоной. Но место это страшно! Часто камень, срываясь с высоты, падает на крышу храма. Скала держится крепко, но нависает над святилищем!
— Ты хочешь, святейшая, подпереть утес? — догадалась Элиссар. — Но… разве это так срочно? Несколько сотен лет уже стоит там храм, были даже великие землетрясения, и ничего! Разве нельзя с этим подождать, пока война не кончится?
— Нет, достопочтенная, нельзя! — тихо, но твердо ответила Лабиту. — Именно поэтому ждать нельзя! Я не боюсь, что скала обрушится, и не ее я хочу подпирать!
— Не понимаю, — Элиссар почувствовала какую-то тревогу и невольно понизила голос.
Жрица говорила все так же бесстрастно:
— Идет война. Осада. Лишь богам известно, чем она закончится. Оракул дает надежду, но, баалат, оракула толкует человек. Разве человек не может ошибиться и увидеть то, что желает увидеть? А если все же мы ошибаемся и римляне захватят этот город? Что тогда? Изваяния наших богов встанут в преддверии храма Юпитера в Риме… Какой же это будет для нас позор!
— Ты и впрямь считаешься с этим, Лабиту? — испугалась Элиссар. Она сама гнала от себя такие мысли, но они рождались все чаще и чаще. Однако впервые кто-то говорил с ней об этом с такой жестокой откровенностью.
Лабиту подняла глаза и лишь теперь взглянула на хозяйку дома. В ее взгляде были страх, боль и стыд.
— С этим нужно считаться, баалат! — ответила она очень тихо и медленно. — Богиня была оскорблена. Более того — унижена… А такого люди не забывают, так что, верно, и боги мстят всегда, пусть даже по прошествии времени. Боюсь, что именно сейчас бессмертная Танит может явить свое презрение и гнев.
Элиссар слегка смутилась, поняв, о чем говорит жрица. А та продолжала так спокойно, словно говорила о ком-то другом, постороннем:
— Я нарушила обет чистоты, данный богине, велела убить того, кого сама вовлекла в падение, вымолила и у тебя, достопочтенная, лживое свидетельство…
— Не бери этого на себя! — живо возразила Элиссар. — Я знала, что и почему делаю! Так было нужно, чтобы поддержать дух борьбы!
— О, достопочтенная, можно ли к великой даже цели идти через ложь? — тихо, снова опустив глаза, прошептала, почти простонала жрица. — Это мы, люди, все так взвешиваем и оцениваем! А может, есть лишь одно деление: добро и зло? Может, богиня явила бы свою милость как раз тогда, если бы ты предала меня смерти, которая стала бы искуплением за те деяния? Я боюсь! Ох, я боюсь, Элиссар! Ведь столько было упущено возможностей. Может, это и есть доказательство немилости богов?
Элиссар живо возразила. Если и были возможности победить, то они как раз и были лучшим доказательством милости богов. А если были, то еще будут! Вождь все время говорит, что лишь ждет…
Холодное молчание жрицы заставило Элиссар умолкнуть. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоить сердце, забившееся от внезапного ужаса. Так, значит, и Лабиту, столь ревностная и преданная с самого начала, услышав о планах Гасдрубала, отвечает на это красноречивым молчанием? Что же тогда должны говорить другие?
Она заставила себя успокоиться и через мгновение заговорила, даже более безразлично, чем хотела:
— Я все еще не понимаю, для чего тебе нужны эти люди и бревна?
Лабиту, неведомо почему, вдруг поклонилась, почти смиренно. Верно, мысленно она давала какие-то обеты, какие-то высшие обещания своей богине, ибо одновременно почти иератическим жестом подняла правую ладонь и молча поцеловала ее. А так воздают глубокое, полное благоговения и любви почтение бессмертным богам.