Стратоника вдруг переменила тон. Неожиданно она перешла в наступление.
— А откуда ты знаешь, что это и вправду был посланник из храма? Ты его знаешь? Вот именно! А может, это уловка, чтобы лишь выманить девку из дома? А может, и она в этом замешана, знала, что за ней придет такой вот «посланник»? Что-то она не удивилась и не сопротивлялась! Добродетельная! Ха-ха-ха! И ты в это веришь!
Макасс вздохнул, но ничего не ответил.
На сей раз подозрения будущей мачехи были беспочвенны. Незнакомец и вправду был посланником жрицы, и Кериза под его защитой без приключений дошла до храма, стоявшего в обширных садах у самого подножия крутого холма Бирсы. У входа в сады, закрытые круглый год и отворявшиеся лишь в сумерках, в день перед священной ночью, уже ждал какой-то жрец. Перешепнувшись с провожатым Керизы, он милостиво кивнул ей.
— Иди без страха. Великая жрица, невеста богини, ждет тебя. Я провожу!
Однако он повел ее не к дворцу главной жрицы, а к домикам в глубине садов, где жили жрецы-евнухи, младшие жрицы, а также гедешотим — полуслужанки, полужрицы, бывшие, по сути, высшим разрядом храмовых блудниц.
В одном из этих домиков, тихом и сонном, как и все остальные, блеснул свет, когда жрец отдернул занавесь. Войдя внутрь, Кериза оказалась в уютном, богато убранном атриуме.
Жрицу Лабиту она знала в лицо, поэтому, увидев, как та входит со стороны перистиля, низко поклонилась. Тем более что жрица была в парадном облачении: квеф на голове, пеплос из тончайшего виссона и такой же плащ, расшитый огромными крыльями. В ушах, на шее, на обнаженных руках, даже на пальцах ног — многочисленные, дорогие украшения.
И в парикмахерше она, похоже, не нуждалась, ибо из-под квефа виднелись волосы, искусно уложенные в ровные, мелкие локоны, обрамлявшие лоб и щеки.
Кериза с удивлением смотрела на жрицу, которая прижимала к груди белого голубя и, милостиво поприветствовав девушку, застыла в почти изваянной позе. Крылья, вышитые на плаще, словно сложились, прикрывая бедра и ноги Лабиту.
— Взгляни на меня, Кериза. Я желаю, чтобы твой отец изваял мне машебот по греческим образцам, из иберийского мрамора — у меня есть прекрасный камень — и чтобы он запечатлел меня в этом облачении. Он справится?
— О да, достопочтенная! — уверенно ответила Кериза. — Он много работал с мрамором. И чаще всего по греческим образцам. Египетские уже вышли из моды.
— Я знаю. Я слышала, твой отец не только искусный мастер своего дела, но и человек, имеющий большое влияние на народ.
— И это правда, достопочтенная! — Кериза гордилась славой своего отца. — Лишь мудрец Лестерос пользуется большим уважением.
— Хорошо. Завтра твой отец придет сюда, чтобы обсудить работу. Я поговорю с ним. В такие тяжкие времена, как нынешние, очень многое зависит от мнения людей, влияющих на народ. Что твой отец думает о войне с Масиниссой? Он ведь не принадлежит к сторонникам Нумидии?
— О нет, достопочтенная! Отец… мы все… верим только в собственные силы. Карт Хадашт должен решать сам.
— Под покровительством наших богов! Танит ведь покровительница города. Да, хорошо. А ты, Кериза? Я знаю, что и у тебя много знакомых, что и твой голос много значит в Молуйе, в Малке…
— Кто-то сказал вам обо мне слишком много добрых слов, достопочтенная! Да что я могу?
Лабиту села на изукрашенный клисмос и указала Керизе на табурет рядом с собой.
— Садись. Я хочу поговорить с тобой. Ты слишком скромного мнения о себе. Я знаю больше. Ты знаешь Херсу?
— Знала, достопочтенная! — Кериза покраснела и смутилась. — Но она теперь…
— Она здесь, под моей защитой. Будет гедешот при храме. Ты знаешь, что это значит?
— Знаю, госпожа.
— Хорошо. Служение богине очищает и стирает то, что было. Ты знаешь, что скоро будет объявлена священная ночь?
— Я слышала, госпожа.
— И ты знаешь также, что наш город нуждается в великих жертвах, чтобы вымолить милость богов. Родители отдают своих детей в жертву Молоху, но наша Танит, покровительница любви, требует иных жертв. Ты ведь знаешь?
— Знаю, госпожа, — тихо прошептала Кериза, ужасно смутившись.
— Да, но в этом году священная ночь должна быть иной, чем обычно. Она должна стать великим праздником! Без оглядки на что-либо, без колебаний и страхов. Богиня должна возрадоваться, а мужчины должны понять, что за таких женщин стоит сражаться до смерти.
— О да, достопочтенная. Но… но при чем здесь я…
— Ты, Кериза, пойдешь к своим подругам. Я уже рассылаю жриц, уже идут и жрецы, чтобы убеждать и объяснять, но голос мирян, не связанных с храмом, может значить очень много.