— Ты на Масиниссу не наговаривай! — тут же вспылил Эшмуназар, один из главных столпов пронумидийской партии. — Мы еще мало что знаем. Может, это не он начал, а наши военачальники? Такое уже бывало. Да хоть бы и он, что с того? Стоит нам лишь заключить с ним союз, и тогда вся Африка поднимется против Рима. Ай, что бы это была за мощь! Египет перешел бы на нашу сторону, верно, и Сирия, а может, даже Македония, которая до сих пор воюет с Римом.
Ожесточенный, горячий спор оборвался внезапно: занавесь резко отдернулась, и Гидденем, несший в тот день службу, по обычаю возгласил:
— Достопочтенные шофетим грядут! Благоволите приветствовать их со своих мест, о достопочтенные!
Они входили поспешнее, чем то подобало их сану. Первым — Гасдрубал, на которого в тот день выпадала очередь председательствовать в Совете, за ним — Абибаал, оба с длинными голубыми посохами в руках. Далее — Сихарб, сопровождавший суффетов на народных собраниях, седой и худой, словно иссушенный, Абдастарт, председатель Совета Ста Четырех, Сихакар, верховный жрец Молоха, Магдасан, верховный жрец Эшмуна, Биготон, замещавший верховную жрицу Танит, Лабиту, жрец храма Мелькарта, Геркх и Баалханно — командир гвардии клинабаров.
Все были хмуры, взбудоражены, озабочены; одни лишь жрецы сохраняли непроницаемые лица, тщательно скрывая свои мысли под маской самообладания.
Гасдрубал взошел на возвышение, яростно стукнул своим голубым посохом, хотя в зале царила необычайная тишина, и тотчас же начал говорить. Он был взволнован и не пытался этого скрыть.
— Достопочтенные! Мы принесли странные вести. Да что там, худшие вести. Народ… народное собрание…
— Они настояли на своем! — возбужденно перебил его Сихарб.
— Говорю я, достопочтенный Сихарб.
— Говори скорее! — тут же раздались крики в зале. — К чему эти вступления? Мы сами рассудим!
— Какое право народ имеет говорить? Что значит «явил свою волю»?
— Гасдрубал! Скорее!
Суффет гневно ударил посохом о пол.
— Тсс! Как мне говорить, когда вы кричите, будто сам Сципион стоит под стенами?
— Сплюнь это имя!
— Тьфу, тьфу! Еще в недобрый час помянул!
— Нельзя так! Кабиры слышат!
— Тихо! Тсс!
Шум понемногу утих, и Гасдрубал наконец смог продолжить. За это время он овладел собой и, вопреки обыкновению, говорил без витиеватых сравнений и отступлений.
Вот вести: народное собрание согласно на великую жертву из детей, если жрецы считают это необходимым для умилостивления богов. С радостью и гордостью народ слышит, что детей жертвуют первейшие роды. Однако он оговаривает, что если какая-либо благочестивая мать, пусть даже из самого бедного квартала, захочет добровольно отдать свое дитя — оно должно быть принято наравне с теми, что из родов суффетов, геронтов и вождей. Народ также благодарит покровительницу города, бессмертную Танит, за то, что она устами своей жрицы изрекла свою волю и ускоряет в этом году священную ночь.
— Что, что? Священная ночь? Когда?
— Ха-ха-ха! Смотри, какая мина у Сихакара! Половина жертв мимо его храма пройдет!
— Эта Лабиту умна! Хо-хо, что за женщина!
— Но сюда явиться не соизволила. Прислала этого Биготона.
— Посмотри на него. Ничего не прочтешь на этой одутловатой роже. Это он, верно, ей и нашептал.
— Он? А ему-то что со священной ночи? Ха-ха-ха!
— О, это он по доброте душевной! Ха-ха-ха!
Но гул умолк, потому что суффет уже не стучал посохом, а колотил им об пол, и даже всегда робкий Баалханно призывал к спокойствию.
Через мгновение Гасдрубал смог продолжить.
— Итак, народ поддержит деяния жрецов, и милость богов должна снизойти на Карт Хадашт. В этом убеждении, а также считая, что Масинисса подло нарушил условия договора и напал на нас, народ постановил всей силой ударить на Нумидию, отразить нападение и даже отвоевать земли, утраченные после последней войны. Всю Эмпорию, города Туггу, Тевесту, Тибилис…
И снова яростный шум прервал суффета.
— Что, что такое?
— Народ хочет войны? Народ первым призывает к удару? Это владельцы латифундий из долины Баграда подкупили крикунов!
— Такого еще не бывало! Советы постановляли, а собрание лишь утверждало!
— Так не может быть! Что народ знает о войне, о политике?
— Не признавать постановлений! Созвать новое собрание! Что это значит? Мало мы платим нашим людям?
Суффет Абибаал поднял руку, и поскольку громче всех протестовали его сторонники, шум утих. Но слова осторожного суффета не успокоили возмущенных. Он говорил, заикаясь и не глядя на собравшихся.
Постановление собрания имеет силу. При том волнении, что царит в городе, созывать новое собрание бессмысленно. Да и народ прав. Пришли новые вести. Гасдрубал-шалишим остановил нумидийцев на склонах священной горы кеугитанов и тотчас поспешил в Тигнику, на зов Карталона, которому угрожают главные силы Масиниссы. Наверняка они уже сражаются. Теперь нельзя откладывать решение. Разве что… разве что сдаться Масиниссе!