Кадмос со смехом указал на луну.
— Ведь наша Танит, Покровительница Города, она же и госпожа луны. Когда эта лампада горит, попасть нетрудно.
— Хорошо. Твоя Танит, или, как ее еще зовут, Астарта, покровительствует и любви, так? Я должен принести ей прекрасный дар, ибо она и мне дала девку! Стоило ей разок показать кнут, и я давно не видел такой ревностной! Ну, я возвращаюсь под палубу! Такая горячая девка не может быть одна!
Прямо под мостиком, на корме, было помещение, где заперли Флакка и его штаб. В этот миг оттуда донесся отчаянный крик, затем — чей-то возбужденный, гневный голос и громкий смех.
Тридон наклонился, прислушался и наконец тоже рассмеялся.
— Это Оманос. Уже в третий раз заходит к этим римлянам и в подробностях рассказывает, как их соотечественницы проводят ночь. Он мстит!
— Есть за что, — пробормотал Кадмос.
— Верно. Но надо его немного унять.
Оргия становилась все более дикой, раздавались плач и крики женщин, а галера тем временем осторожно, слегка кружа, приближалась к Карфагену. Пленники были здоровы и, как со смехом заметил Сифакс, представляли собой полноценный товар. С женщинами дело обстояло хуже, но Тридон уверял, что они скоро придут в себя.
Мыс Мелькарта они миновали на рассвете, разглядев его лишь как синеватое пятно на юге. Когда они вошли в залив, ветра не было, и пришлось идти на одних веслах. Лишь после полудня они увидели вырастающий прямо перед ними город. Сперва лишь синеватая тень, затем — уже различимый мыс Камарт, холм Бирсы и, наконец, белизна сгрудившихся домов. Серую угрюмость могучих стен они разглядели, лишь подойдя совсем близко.
Тридон начал явно беспокоиться и наконец крикнул вглубь галеры:
— Все весла — стоп!
Кадмос удивленно обернулся. С той минуты, как на горизонте замаячил Карфаген, он стоял на носу и не отрывал глаз от проступавших все отчетливее очертаний города. Ему уже казалось, что он различает тесно стоящие дома квартала Мапале, где жила Кериза. Она ведь говорила когда-то, что с верхнего этажа видно даже море. Ах, как тащится эта галера! А теперь еще Тридон велит останавливаться. Зачем? Ведь еще светло, вход в порт свободен. А там, на берегу, может, Кериза уже ждет.
Внезапно он осознал, что находится на чужом корабле, что Кериза не может его узнать и ждать, а слова Тридона вернули его к действительности. Старый пират тихо смеялся.
— Ближе мы не подойдем. У меня, хе-хе, бывали разные встречи с карфагенскими галерами, и я полагаю, что здоровее будет не лезть в лапы какому-нибудь Клейтомаху, Седьяфону, Абдмелькарту или прочим богачам. Карфагенские биремы старые и неповоротливые, в море я над ними издеваюсь, но в порт лучше не соваться.
— Как это? Как это, вождь? Мы не пристаем к берегу? Но ведь это… ведь я…
— Вот именно ты. Ты мне и понадобишься. Ибо ты можешь туда плыть. Так что бери нашу лодку, двух своих друзей на весла и плыви. Ты должен добраться до самих суффетов и сказать им так: «У нас римские пленники. Сам командующий флотом, Фульвий Флакк. Мы уступим его Карфагену, но за хорошую цену». Никакого торга, пятьдесят талантов за мужчин без оружия. А оружия, доброго римского оружия, у нас на сотню человек. За это заплатят отдельно. Потом пойдешь к Бомилькару и скажешь ему про наших девок. Немного уставшие, хе-хе, но товар отборный! Если не даст нам по три таланта за штуку, повезем их в Египет. Там их оценят! Иди и справься с умом.
Кадмос дрожал от нетерпения, но рассудок взял верх, и он не выдал себя. Он указал рукой на солнце, почти уже коснувшееся далеких гор Хутны.
— Я не успею, вождь. Как только солнце садится, порт закрывают, и никто не может выйти в море.
— Тогда вернешься утром. Что ты будешь делать остаток ночи, меня не касается. Лишь бы выполнил мое поручение. Утром найдешь нас где-то здесь.
Оманос протяжно рассмеялся.
— Хорошо складывается! Сегодня моя очередь с той, высокой и стройной! Еще попользуемся этой ночкой!
Тридон грозно взглянул на него.
— Ты, Оманос, запомни и другим скажи: эти девки должны жить и кожа на них должна быть целой! За испорченных никто ничего не даст! Месть местью, а золото золотом! Ну, Кадмос, плыви!
Подгонять его не было нужды.
Трое друзей оставили оружие и поспешно, в радостном возбуждении, прыгнули в лодку. Они гребли так, словно весла ничего не весили, и десять стадиев, отделявших их от входа в порт, преодолели быстро, вода так и пенилась за легким челном. Они замедлили ход лишь у входа в порт. Что-то в его облике встревожило Кадмоса. Вокруг царила пустота. На берегу не было ни души, что-то здесь изменилось. И вдруг он понял и крикнул друзьям: