— Ох, да! — пылко вставила Кериза. — Отец говорил, что это опасный человек. Он всегда проводит те решения, которых хотят шофетим. У него большая сила.
— Вот как? — Кадмосу вдруг захотелось блеснуть перед Керизой. — Посмотрим!
Он растолкал людей, окружавших Абсасома, подскочил к нему и крикнул:
— Посмотрим, как твои люди поймут этот знак! — и со всего маху врезал толстяку кулаком в живот. Когда Абсасом согнулся с невольным стоном, второй удар снизу в подбородок подбросил его в воздух и опрокинул на землю.
Поднялась суматоха. Идибаал и несколько ближайших бросились на помощь Кадмосу, сторонники поверженного было кинулись его защищать, но тут же разбежались под ударами. Этого в их уговоре не было, и за это им не платили.
Через мгновение, когда суматоха улеглась, а жрицы Лабиту на трибуне уже не было, вперед вышел суффет Гасдрубал, величаво стукнув своим голубым посохом. Толпа начала смолкать — каждому было любопытно, что скажет высший сановник города.
— Умолкните и слушайте! — серьезно и спокойно произнес суффет, и глашатаи тотчас подхватили.
— Умолкните, слушайте! Умолкните, слушайте!
Многочисленные сторонники проримской партии, доселе робевшие, ибо чувствовали враждебный настрой толпы, при виде уверенности суффета и звуке его спокойного голоса внезапно осмелели. Все чаще на площади стали раздаваться крики:
— Тихо! Говорит суффет Гасдрубал!
— Слушать! Слушать суффета!
— Слава мудрому, великому, достопочтеннейшему! Слава Гасдрубалу!
— Хватит орать! Теперь говорит суффет!
Тот выждал, пока шум не утихнет, и наконец заговорил снова, не повышая голоса, презрительно, почти равнодушно. Народ он презирал и был уверен, что и на сей раз собрание подстроено богачами. Сгорая от скуки, он решил поскорее покончить с этим делом и вернуться во дворец на Бирсе, где его ждало римское посольство.
— Народ Карт Хадашта, города, возлюбленного богами! С самого утра я, герусия, Совет Ста Четырех и жрецы слушаем ваши пожелания и опасения. Но время уходит, нужно решать. Мы задали вам один вопрос: «Принять требования Рима или отвергнуть?» Какие требования — вы знаете. Карт Хадашт должен быть перенесен на другое место. Место, произвольно вами выбранное, лишь немного дальше от берега. Разве это так страшно? Пожалуй, нет. Мы отстроим город еще прекраснее, перенесем изваяния богов, перенесем даже священные столбы. Наши садовники, наши великолепные ремесленники умеют делать вещи и посложнее. Бессмертные боги нас не покинут! А как мы будем жить? О, лучше, чем здесь! Рим берет нас под свою защиту, Рим прикажет Масиниссе пропускать наши караваны, Рим купит у нас наше зерно, вино, оливки. А вы знаете, что возделывание этих культур растет из года в год. Вы знаете, что для наших ремесленников нет ничего невозможного, а рабы под нашим надзором работают все производительнее! Вы станете богаче! Почему? Потому что отпадут расходы на войско. А это, скажу я вам, бремя огромное. Зачем нам войско, когда защищать нас будет Рим? Я знаю, перенести город — дело не простое, но я также знаю, что нет задач, с которыми не справился бы наш великолепный народ — ради своего блага и блага своих детей!
— Гасдрубала — в суффеты на следующий год! — крикнул какой-то ревностный сторонник или подхалим. — Изберем его сегодня же!
— На три года! Прямо сейчас, на три года! — поспешно перебил его другой, и все больше голосов подхватывало этот клич.
Суффет с важностью поднял свой посох и утихомирил шум.
— Великие и мудрые законы Карт Хадашта не могут быть нарушены. Сейчас не время и не место для избрания суффета на будущие годы. Это проведет герусия в надлежащий срок.
— Но мы слышали глас народа! — поспешил заверить его Клейтомах, и другие геронты тут же его поддержали.
— Да, мы слышали! Мы знаем, кого избрать! Не может быть перемен в столь великие мгновения!
Гасдрубал снова обратился к толпе.
— Так идите же по домам вашим с миром, а герусия и я ответим посольству достопочтенного римского сената, что мы переносим город. Мы попросим время. Нужно закупить много слонов для перевозки, много невольников. Чтобы у каждого из вас был хотя бы один в помощь при переезде и новом строительстве. Не бойтесь трудностей, ибо это неприятность короткая, а потом начнется новая, спокойная и зажиточная жизнь!
— Как это? — крикнул Лестерос, стоявший прямо напротив трибуны. — Значит ли это, что ты решаешь за народ? Народ еще не высказался!
— Нет, нет! — поддержали его ближайшие. — Мы не согласны!
Макасс, поднятый на плечи нескольких сильных мужчин, в истерическом возбуждении кричал с другой стороны площади: