Малвенни помедлил. Он давно потерял счет годам, проведенным в качестве жителя Чертогов. Он лучше всех знал течения и приливы. Когда он говорил «пора», значит действительно было пора.
Однако он вполне понимал, что в случае отказа этот обладатель негромкого голоса мог ему запросто и шею сломать. Малвенни был человеком большой практической сметки. Поэтому он молча отдал факел и стал смотреть, как склоняется над мертвецом его спутник.
Между тем у покойника на правом плече обнаружился шрам, крупный, белый, полумесяцем. При виде его в памяти Бартелла что-то зашевелилось. Он нахмурился, глядя на этот рубец.
– Пора идти, – послышался сзади голос Малвенни.
Так это же клеймо, сообразил Бартелл. Память была готова что-то подсказать ему, но мгновение ясности так и не наступило. Слишком дырявая она была нынче, его память. Бартелла даже тревожила мысль о том, сколько всего из его прошлого успело утечь в эти дыры. Порывшись в поясном кошеле, старый солдат вытащил острый маленький нож. Потом посмотрел на Малвенни:
– Мы будем возвращаться тем же путем?
– Если боги не будут против.
Бартелл помедлил в нерешительности, потом спрятал ножик и выпрямился. И еще раз всмотрелся в поблекшие татуировки, пытаясь запечатлеть их в своей ненадежной памяти… Уже уходя, он все-таки наклонился и сорвал тряпку с шеи трупа. Малвенни странно посмотрел на него, но Бартелл кивнул ему, и они выбрались наружу сквозь сломанную решетку. Вожак махнул рукой отряду на той стороне и вновь зашагал, одолевая подъем. Бартелл задумчиво шел следом, стискивая в кулаке мокрый кусок ткани…
2
С тех пор как Бартеллу пришлось уйти в сточные подземелья, успели смениться времена года, и про себя он только дивился стойкости тех, кто обитал здесь месяцами, а то и годами. Он тяжело тащился в хвосте отряда. Перед ним шагали двое детей, рядом – маленькая женщина по имени Энни-Мэй. Она по-прежнему несла факел. Здесь тоннель был высокий, с отвесными стенами, а гнусная жижа текла в глубоком канале. Помнится, в первые дни от здешнего запаха ему судорогой скручивало желудок. Потом это прекратилось – привык.
Вот Энни-Мэй замедлила шаг и поманила его рукой. Он вежливо наклонился.
– Почти пришли, – сказала она радостно, просияв так, словно это его следовало лично благодарить за близость их цели.
Вскоре Бартелл почувствовал, что дышать стало легче: тоннель заметно расширился, потолок пропал в вышине. Факельный свет рассеивался, не в силах озарить обширное помещение. Они стояли на краю большого бассейна. Посредине мчался поток, по обе стороны слоями и волнами лежала тина и слизь. Старый воин посмотрел вверх… и ощутил прилив ужаса при мысли о чудовищном весе великого Города, навалившегося сверху на скорлупки сточных тоннелей.
Потом он услышал тонкий визгливый писк: стая здоровенных крыс мчалась вдоль берега, удирая от непривычного света. Вообще-то, крыс он видел каждый день, потому что в Чертогах они постоянно соседствовали с людьми. Но такие громадные, да еще в подобном количестве, ему прежде не попадались.
«Они почти слепые, – рассказывали старожилы. – Только свет и тьму различают. И всегда убегают от света…»
Некоторым образом слепые крысы казались еще страшней обыкновенных.
Он прислушался к тому, что говорил Малвенни.
– Зажгите факелы и шевелитесь попроворнее. Времени у нас маловато. – И вожак со значением посмотрел на Бартелла. – Ты, новичок, держись за Энни-Мэй. Она подскажет, куда лучше не соваться. И не приближайтесь к плоским аркам.
С этими словами он махнул рукой в сторону самого темного угла и отвернулся.
– Плоские арки? – Бартелл вопросительно обернулся к женщине, которая уже всматривалась в грязь под ногами.
– Они вон там. – Она указала пальцем. – Внизу склепы, и эти арки крошатся, словно печенье. Охнуть не успеешь – провалишься! – И снова широко улыбнулась.
– Но как же дети… – Он посмотрел в ту сторону, куда она указывала.
Брат и сестра уже вовсю носились по завалам грязи в поисках поживы. Память тотчас подсунула Бартеллу картинку из иного мира. Он увидел совсем других ребятишек, золотоволосых, на рассвете на морском берегу. Они ловили креветок и крабов в лужах, оставленных на скалах отступившей водой…
– Лайджа знает, что делает, – сказала маленькая женщина. – Они весят меньше, поэтому им ничего не грозит. Другие боятся лазить туда – все больше находок… – От ее зорких черных глаз не укрылась боль, отразившаяся на его лице, только она неправильно поняла причину боли и поспешила заверить Бартелла: – Малыш Лайджа точно знает, что делает!
Делать Бартеллу, собственно, было особо нечего. Он держал факел, направляя свет туда, куда указывала Энни-Мэй, она же орудовала грабельками, прочесывая густую жижу, что тянулась вдоль берега плавно изгибающимися складками и волнами. Потом Энни-Мэй отстегнула плоское сито, подвешенное среди множества предметов к поясу, и стала процеживать грязь, проворно подхватывая всякую попадавшуюся мелочь.