— Почему, отчего, из-за чего, по какой причине?
— Потому, что ты моя маленькая любовь, — говорила она.
А он не смел говорить ей «ты» и называл Мусинькой, как она сама и посоветовала.
Изредка за книгой и среди работы ему хотелось рассмеяться от удивления и приятного удовлетворения. Странные вещи бывают на свете! Появился он в семье торговца неизвестно откуда, приютился, втёрся и вот до чего дошёл, и всё это случилось само собой, без малейшего усилия! Иногда Степан думал о Гнедом и Максиме, из которых с первым почти никогда не встречался, а со вторым как будто дружил, хотя виделся тоже не каждый день. Не догадываются ли они? Нет, конечно, нет. Ибо ничто не выдавало перемен во внутренней, замкнутой, мрачной жизни этого странного семейства. А он, несомненно, что-нибудь заметил бы, уловил бы какой-нибудь взгляд или намёк. Совесть подсказывала ему, что всё откроется, скоро откроется и будет скверно. От таких неприятных возможностей по спине Степана проходил неприятный холод. Но голоса предосторожности быстро глохли в водовороте его увлечения наукой, которое вообще не давало ему задумываться.
Не думал он и о том, как назвать отношения с хозяйкой. Любовь? Может быть. Смешно, но возможно. У кого
Хватит смелости провозгласить: вот это любовь, а вот это уже нет! Ботинки могут быть стоптанными, рваными, искривлёнными, всё-таки оставаясь ботинками. Почему же для любви каждый раз требовать новой обуви? Она ходит иногда в лаптях и ночных туфлях. Во всяком случае, тайна и запретность разжигали в юноше любопытство, которое целиком заменяет для молодого человека любовь, и в удовлетворении страсти у него возникало чувство нежности и благодарности. Под томящим впечатлением этого чувства юноша целовал ей руки — это были первые женские руки, добившиеся у него такой чести. Она вплелась в его жизнь невидимым, тайным, но мощным возбудителем, давая познать в себе женщину, которая не разменивается на мелкое кокетство и не старается казаться иною, чем она есть. По сравнению с нею все девушки, которых он знал, были жеманными куклами, которые, отдаваясь, считали это подвигом, самопожертвованием и невознаградимой услугой.
В её уменьи любить не было ничего искусственного, хоть слово «любовь» было её любимой шуткой. Но иногда среди ласк юноша чувствовал в ней что-то преданное и невыразимое, какой-то жар внутреннего огня, который ожигал её на миг и пугал. В эти минуты он говорил себе, что не расстанется с ней никогда, что не сможет без неё жить, готов был предложить ей бросить семью и основать с ней семейный очаг на фундаменте стипендии. Но через миг она уже шутила, и он снова не чувствовал на себе никаких обязательств. Любил её шутки, любил ласкательные, радостные названия, которые она ему давала и которые каждому приятно слышать, хоть они и глупы, любил душистые папиросы, которые она всегда приносила с собой, воруя их у сына, любил беззаботные и бесследные разговоры их тайных свиданий. Мусинька никогда ни о чём серьёзно не говорила, никогда не беспокоила его своей душой, и он должен был бы быть ей благодарен за эту льготу, ибо знать чужую душу чересчур обременительно для собственной души.
Прошёл месяц беззаботного покоя, дни работы и ночи любви, - которая углубляет и шлифует сознание. Начались скучные дожди и серые туманы, но вытянутая из хранилища солдатская шинель прекрасно спасала его от холода, а крепкие юфтевые сапоги были совершенно непромокаемы. Тело его в одежде чувствовало себя так хорошо, как и душа в этом теле. Угрызения совести утихли, и он мчался вперёд, как пущенная из упругого лука стрела. От сознания этой устремлённости благословенный порядок царил в его голове. Ядовитые себялюбивые или светолюбивые мечтания покинули его и этим упростили его жизнь. Степан понимал, что должен пройти немало перевалов, чтоб выковать в себе законченного человека. Опасная склонность к неполной индукции, когда юноша на основании первых двух десятков лет жизни на земле, лет смешных и наивных, пробует устанавливать мировые законы, беспрерывно разбивая лоб, сменилась мудрым желанием познакомиться с жизнью и собрать достаточное количество фактов. Он сделался серьёзным, немного гордым.
В институте Степан шёл первым. Наряду с успехами в науке, он всё больше выдвигался в общественной жизни студенчества. После нескольких выступлений на собраниях Степана выбрали секретарём Студенческого бюро союза Рабземлес и членом институтского бюро КУБУЧа. Он еле успевал выполнять за день все обязанности перед собой и общественностью.