Киллер — для меня работа непостоянная, — поведал он мне. — Так, под настроение или если старый знакомый попросит. В основном я убиваю потому, что так хочется мне самому. Я — первопроходец. Я был одним из первых серийных убийц в те времена, когда это было еще немодно. Больше сорока лет я оставляю за собой огненные следы всем на зависть. Моих личин и нарядов не сочтет никакая полиция, Я был Черным Ангелом, Самогонщиком, Хорьком, Гарри Глазное Яблоко и много кем еще. Я обрывал жизни людей во всех уголках мира, убивал бедняков и богачей, молодых и старых, мужчин и женщин.
Я убиваю, потому что я убийца, — заявил Вами. — Правда, простое объяснение? Проще пареной репы. Такой уж я уродился. Такое уж у меня занятие.
Я не понимал, зачем он все это мне говорит, но прерывать его не собирался. Я чувствовал, как волосы у меня на загривке втягиваются в свои волосяные луковицы, пытаясь спрятаться.
— Когда я убиваю, я верен себе. Вот и все причины. Никаких тайных мотивов. Никакой затаенной в подсознании ненависти. Никаких извращенных желаний или страданий. Как по-твоему, Капак Райми: верность себе — это грешно?
— Ну, если так к этому подойти…
— А иначе не подойдешь, — процедил он. И продолжал: — Я записываю свои убийства. Описываю на бумаге каждое. У меня десятки блокнотов, где указаны места, города, имена, методы и результаты. Это я так расслабляюсь на досуге. Пишу о своей работе, рассуждения всякие фиксирую. Люблю читать о своих давних убийствах. Когда столько всего сделано, есть одна проблема — подробности в голове не держатся. Любое лицо… любая смерть мало чем отличается от прочих. Сливаются воедино, знаешь? Что-то пить охота, — внезапно заявил Вами. — Достань-ка пива из холодильника. Если хочешь, возьми и себе баночку.
Мне не хотелось поворачиваться к нему спиной, но другого выхода не было. По моим расчетам, он вряд ли планировал убить меня в ближайшее время, но в Паукаре Вами чувствовалась склонность к непредсказуемым поступкам.
Я распахнул дверцу холодильника и заглянул внутрь, высматривая пиво.
Холодильник был заставлен банками с маленькими, написанными от руки ярлыками. Об их содержимом я постарался не задумываться. Игнорировать их было не так уж сложно. Но я не мог скользнуть безразличным взглядом по лежащей на одной из верхних полок голове ребенка, уставившей на меня невинные, полные муки глаза. Голова была аккуратно отделена от тела и высушена перед помещением в холодильник. Под нее была подставлена миска. Стоя перед холодильником, скованный ужасом, я увидел, как капелька крови, медленно набрякнув, упала в миску.
— Пиво на второй полке сверху, — любезно сообщил Вами. — За головой.
Огромным усилием воли я сдержал дрожь отвращения — потому что интуитивно чувствовал: от моей реакции многое зависит. Одно ложное движение — и это мертвое лицо станет последним, что суждено мне увидеть. Я осторожно взял голову за уши и отодвинул в сторонку. Кожа была холодная и какая-то чешуйчатая — прикосновения к ней я не забуду никогда. Освободив место, я запустил руку в дальний угол холодильника и выудил пару банок. Переложив их пониже, вернул голову на прежнее место. Напоследок заглянул в эти детские глаза — пять лет? Шесть? — взял пиво и захлопнул дверцу.
Вами без всяких видимых эмоций принял из моих рук банки. Удивить его хладнокровием было определенно непросто. Но он внезапно перехватил мою руку. Я попытался вырваться, но он был сильнее. Улыбаясь, Вами слегка покачал головой. Я перестал сопротивляться. Не говоря ни слова, он поставил банку на пол и сжал мою руку в кулак. Затем ухватил меня за указательный палец и вытянул его так, чтобы тот указывал строго вперед. А сам задрал голову назад, выставив подбородок. Тихонько нажал на мою руку, пока указательный палец не завис под его нижней губой, у точки, где змеиные головы встречались. Я уставился на их разноцветные пасти, оскаленные ядовитые клыки. Тут Вами прижал мой палец к своему подбородку.
Мгновенно я ощутил что-то вроде ожога и с криком отдернул руку. Вами выпустил ее и, не сказав ни слова, взял банку с пивом. Я потер палец, поднес его к глазам. Следов укуса не было видно, зато появился маленький красный пупырышек. Пососав палец, я опять присмотрелся к нему. Кожа — была цела, а пупырышек уже бледнел.
— Как это… — начал я, но Вами оборвал меня.
— Там есть папка, — заявил он, открыв пиво. Указал подбородком на шкаф. — Принеси мне.
Скрепя сердце, желая объяснений, но опасаясь настаивать, я выполнил его приказ.