- Ну, что же, я слушаю с нетерпением. Что это за очередное чудо техники? – с неподдельным интересом спросил я.
Дэвид взял большую сумку и осторожно вынул из нее аппарат похожий на видеокамеру.
- Пока не придумал как его назвать, - сказал он. – Да это и не важно.
- И что это такое? – спросил я, внимательно разглядывая прибор.
- Этот визир или визор, не знаю пока, как его классифицировать, видит человеческое биополе.
- Ну, это не ново - давно изобретены ауро-камеры, - сказал я, пытаясь понять, в чем новизна.
- Ауро-камеры работают только в специальных условиях – надо усадить человека, положить его руки на контакты и все такое. Этот же прибор снимает биополе совершенно независимо от желания подопытного. И немного по-другому, в отличие от ауро-камер, - объяснял мне Дэвид.
Он поднял к плечу прибор и подошел к открытому окну. Наведя прибор на проходящего мимо человека, он подозвал меня.
- Смотри на монитор. Человек сейчас серого цвета, - прокомментировал он.
- Гениально и что?
- Это цвет свечения его биополя. Цвет его совести. Баланс грехов и праведности, - высокопарно сказал Дэвид.
- Эна как! Как понять - баланс грехов и праведности? – не понял я.
- Ну как! Каждый человек в жизни совершает массу поступков хороших и плохих. Хорошие и плохие поступки влияют на состояние души человека. Хорошие поступки, забота о людях, отсутствие эгоизма, терпимость, короче жизнь без греха – это белый цвет. Чистый белый цвет у меня обозначается нулем. Таких чистых людей почти нет. Как правило, самые лучшие все равно, хотя бы, с легким оттенком серого. Ну, а ровная противоположность ему черный. Угольно-черный у меня под номером сто. Такие люди есть, хоть и не так много. Это первостатейные грешники, эгоисты без сердца и совести.
Вот ты, - Дэвид посмотрел на меня сквозь свой прибор, отчего мне стало немного не по себе. – У тебя, например, светло-серый цвет. Цвет номер двадцать четыре. Ты хороший и не так часто шел на сделки с собственной совестью.
Я с облегчением выдохнул. Этот прибор был, своего рода, глазом господа.
Дэвид оказался еще светлее меня с цветом номер девятнадцать.
- Я назвал это свечением Куперштайма, если ты не против, - сказал он с деланно важным видом, и мы оба засмеялись.
- Ну, что я могу сказать… Изобретение безусловно интересное. Но как его можно использовать и для чего? – поинтересовался я.
- Брюс, тебе ли с твоими великолепными мозгами объяснять такие простые вещи?! Даже глупая блондинка с ходу поймет, где можно использовать подобную вещь! Кстати, здесь недалеко есть городская тюрьма! Это очень подходящее место для испытания моего прибора. Едем скорее! – предложил Дэвид.
Мы подъехали на его «Бьюике» к тюремному двору, который был обнесен двойным забором из сетки с колючей проволокой. Во дворе прогуливались заключенные. Кто-то играл в футбол на небольшом поле, кто-то сидел на скамейке и курил, кто-то беседовал, обсуждая последние тюремные новости.
Дэвид достал свою «кинокамеру» и мы оба вперились в монитор. Люди, на которые глядел этот чудоприбор, превратились в пятна с разной насыщенностью серого цвета. Основная масса заключенных была темно-серая, что говорило об их низменных интересах и перевесе плохих поступков над хорошими. Некоторые были совсем темно-серые – шкала на экране показывала величину оттенка от шестидесяти до семидесяти трех.
- Обрати внимание, вон идут интересные персонажи – члены гаитянской банды, - сказал Дэвид, кивнув на вышедших только что из дверей тюремного корпуса нескольких темнокожих парней.
- Откуда ты так разбираешься? – с удивлением спросил я.
- Неважно, лучше глянь сюда, - он показал на монитор. Темнокожие парни были «темными» и внутри. Цвет свечения каждого из них был не меньше восьмидесяти, а первого, судя по всему, главаря, и вообще зашкаливал за девяносто.
- Серьезные ребята, - пошутил я.
- Согласен! Такие, как эти, приняв благословение от ведьм Вуду, которых они держат в бандах как талисманы, устраивают перестрелки в трущобах Майами, поливая всех из автомата. - Дэвид поводил своим аппаратом по тюремному двору и, улыбнувшись, сказал: - Теперь смотри кульминацию испытания моего детища! Вот сидит один интересный заключенный.
В углу двора, в стороне от других, сидел человек с книгой. Посмотрев на монитор аппарата, я удивился – его цвет был едва серым и значился под номером четырнадцать! Он был существенно безгрешнее меня!
- Как это понять?! – воскликнул я от удивления.
- Это понять следует так – система американского правосудия несовершенна. Перед нами невиновный! И теперь подумай, насколько бы мог облегчить и сделать более объективным судопроизводство мой прибор, – безапелляционно заявил коллега.